Газета Завтра 602 (23 2005) - [11]

Почему это происходит и какой в этом смысл?

Ответ прост: времена изменились. На митингах всё уже проговорено. Речь по бумажке или даже пламенный спич оратора (каковых у нас во всем оппозиционном движении наберется, дай бог, человека три) перестали прельщать. Обязательные металлоискатели на входе убивают в митинге его суть: спонтанность и непокорность. То, что было идеально для начала 90-х: перед толпами прозревшего народа, заполонившими Манежную площадь, один за другим выступают доморощенные Цицероны, и каждая их филиппика взрывается откровением в сердцах тысяч людей — больше не проходит. Пятнадцать лет непрерывных митинговых воззваний — это стало уже даже и скучно. Скучно для пришедшего народа, для самих ораторов, для падких на всё жареное ТВ-бригад. Попробуй затащить на такую скукоту новичка, студента, случайного прохожего! Сегодня любой оппозиционный митинг-говорильня — это бесполезный дымный костёр, в котором сгорающие эмоции нескольких тысяч увлеченных людей тушат сами себя. Собрались, покалякали, разошлись — и о тебе, о твоей боли и вере никто в стране даже не узнал, потому что по телевизору не показали.

Многосоттысячная разгоряченная масса единомышленников, собравшихся в одном месте и в одно время, прекрасна тогда, когда она что-то предпринимает. Если это не революция, то хотя бы — марш с факелами, глаза в затылок, левой-левой. О чем таком ещё рассуждать единомышленникам? Зачем слова в ступе толочь? Действие, смотр рядов, демонстрация силы окружающему миру — вот что требуется сегодня от массовой политической акции.

Не шествие вразвалочку, которое в ельцинской оккупированной Москве всегда напоминало прохождение колонн военнопленных по чужому городу. Не традиционная процессия по Тверской на 9 мая, которая мистически умирала всякий раз, когда вынуждена была сворачивать перед взводом ВВ на Охотном ряду без всякой надежды на прорыв к Красной площади. И даже не Крестный ход на 4 октября — символ нашего поражения и печали. Но отрепетированный спектакль, в котором ты знаешь свое место и предназначение, который нужен не для утешения твоей души, а для пропаганды твоей идеи, который есть не сборище маргиналов, но таинственное действо, вызывающее дрожь у чужаков и даже у тебя самого, "красивое и страшное", как всякая стоящая вещь, вроде любви и смерти.

Единое слаженное действие, марш или парад как акция устрашения, экспансия образов, игра мускулами и желваками напоказ, зрелище единой воли — вот что действительно завораживает. Вот почему факельные шествия семидесятилетней давности пленяют до сих пор. Вот почему советские военные парады на День Победы были всегда мощней и интересней первомайских демонстраций трудящихся. Вот почему нынешняя память об РНЕ — это прежде всего память об их маршах. Вот почему многие до сих пор ошарашены от грандиозной акции 65 тысяч "нашистов" на Ленинском проспекте Москвы в середине мая.

Это в идеале. Если же нет ни факельных шествий, ни парадов — спектакль всё равно должен оставаться.

Как можно отреагировать оппозиции на техногенный кризис в Москве? Можно, конечно, попытаться провести парламентские слушания — если "ЕдРо" дозволит. Еще можно созвать пресс-конференцию, пятидесятую за год, и заклеймить Чубайса позором. Можно задвинуть мощный такой митинг — с резолюцией, металлоискателями и прочими атрибутами тлена. Но митинговая говорильня автоматически означает спор, ропот рядов, недосказанность и непонятную открытость важного вопроса, который еще почему-то требуется обсудить и проголосовать, хотя говорить, по сути, уже не о чем: всё и так ясно. А можно устроить политический театр, хэппенинг всем на обозрение, в котором позиция политической партии выражена кристально четко, недвусмысленно и ярко, а потому пропагандистская ценность подобной акции неизмеримо выше всякого митинга. Если это интересно, если это "теле-рейтингово", то это будет транслировано по ТВ, и значит о партийной позиции узнает вся страна.

Наши политические соперники-либералы давно взяли на вооружение эти новые формы протеста. Они прекрасно знают, что значит — сделать интересное шоу, что значит привлечь внимание публики и сыграть на телекамеру, что значит провести зрелищный карнавал, устроить вызывающую инсталляцию или буйный перфоманс, бросить вызов общественному спокойному бытию, в котором все привыкли к митингам, но мало кто готов к чему-то невиданному, одиозному, пугающе-свежему, произнесенному тоном диктатора, уверенного в своей правоте. Их разрубание икон, их раздел свиней, их мочеиспускания на святыни действовали сильнее пушек. Их уличные представления, политические театры, шокирующие мизансцены в реальном историческом времени ранили гораздо больнее официозной телевизионной лжи.

До сих пор они сохраняли монополию на этот политический театр, оставляя патриотам архаику, молебны и застолья. Пора сломать эту нечестную традицию. Пора вооружаться новыми методами борьбы.

МЕГАМАШИНА

МЕГАМАШИНА

МЕГАМАШИНА

Состоялся шестой съезд общероссийского движения "За Веру и Отечество", последние годы активно действующего на правом фланге патриотического движения и объединяющего в своих рядах немало ярких деятелей национального движения. "За Веру и Отечество" известно благодаря ряду нестандартных инициатив. В прошлом году событием стала научно-практическая конференция "Социальный аспект русского традиционализма" с участием ряда депутатов Государственной думы от фракции "Родина". Но не в одном истеблишменте готовы действовать монархисты. Запомнился призыв движения привлекать к русскому делу лучших представителей рок-культуры.