Газета Завтра 444 (22 2002) - [20]

Сказать про Угрюмова учитель — это почти ничего не сказать. Он был учителем не только в плане профессиональной подготовки, а учителем по жизни. Многограннейший человек. Когда после распада Союза мы уходили с Каспия, то говорили между собой, что какими бы прекрасными людьми не были наши будущие начальники, но шеф у нас был и останется один — Герман Угрюмов. Наверное, это можно назвать своеобразным мальчишеством. Тем не менее…

А.А.Зданович, генерал-лейтенант, начальник Управления программ содействия ФСБ России.

— У Угрюмова было открытое сердце, и благодаря этому, удивительная способность к установлению человеческих взаимоотношений. Именно человеческих, где не преследовались профессиональные цели... Он очень многим помогал, и ему многие помогали.

Б.В. Працкевич, капитан 1 ранга.

— Помнится, однажды он сказал: "Я своих друзей не теряю и — упаси Боже! — не предаю!" Так оно и было по жизни. Внимательный и очень обязательный человек. Я не помню такого случая, чтобы кто-то, в том числе и я, обратился к нему с самой маленькой, на ваш взгляд, просьбой и не получил соответствующего решения в выполнения этой просьбы: в судьбе ребенка, покупке лекарств, переносе отпуска, получении путевки… Для него сотрудник, подчиненный не был рабочей лошадкой, с которого можно только спрашивать результат работы. Коль ты начальник — создай ему максимум условий для жизни, а потом по максимуму и требуй. Эту формулу он никогда не декларировал, но согласно ей жил. Он не думал о возможных выговорах или карьерных последствиях, если видел перед собой насущную задачу, требующую мгновенного решения. Не боялся взять на себя ответственность. Это подтвердили чрезвычайные происшествия на Новой Земле, например. В том же году — ЧП на Северном флоте, когда матрос угрожал взорвать атомную подводную лодку. Или ситуация с освобождением заложников в Лазаревском… Два первых ЧП удалось предотвратить под умелым командованием Угрюмова. О случае в Лазаревском — рассказ отдельный.

Бандиты захватили автобус с заложниками. Поставив его на мосту, откуда был великолепный обзор всех подходов, — незаметно не подступишься. Потребовали гигантскую сумму в "зеленых", вертолет и безопасный воздушный "коридор" до Чечни. Стоял сентябрь 2000 года.

Рассказывает полковник М-в А.В., офицер группы "А".

— Нас подняли по боевой тревоге и вскоре мы уже летели спецрейсом на юг. Задача была ясна, обстановку требовалось прощупать на месте. Офицеры "Альфы" имеют опыт боевых операций, и я знаю, что всегда важно — кто тобой руководит. В принципе у нас все отлажено, отработано, надо только посмотреть объект, возможные пути проникновения к нему. Вылетели мы между пятью и шестью часами пополудни, значит, прибыли на место уже в сумерках. Успели облазить местность, кое-что наметили для себя. Я как руководитель группы захвата беспокоюсь, что Угрюмов (все-таки большой начальник) сейчас начнет нами "рулить", отдавать приказы, команды. Ничего подобного!

Спрашивает, больше слушает, делает какие-то пометочки в блокноте. А ситуация постоянно меняется: террористы без конца меняют требования, угрожают расстрелом заложников. Обстановка настолько динамичная, что после каждых переговоров с бандитами — она уже другая. Я чувствую, что на Германа Алексеевича уже давят по связи из Москвы: почему не начинаете операцию?! Действительно, люди томятся, кому-то плохо стало — посиди-ка под прицелом без движения в полном неведении: или тебя сейчас пристрелит террорист, или свои все же выручат. Я имею в виду заложников. Из Москвы ему, мягко говоря, "выражают неудовольствие" затяжкой начала операции по захвату, а он помалкивает, понимая, что рисковать жизнью все же нам, что мы пойдем на штурм и что мы — специалисты своего дела. Молчит и не торопит и наш непосредственный начальник генерал-лейтенант А.Е. Т-в. Мы с самого прибытия запрограммированы на штурм, но для полного успеха важно сочетание нескольких составляющих операции. Постоянно шел сложнейший и напряженнейший переговорный процесс с террористами... Детали рассказывать не буду. А коротко так: бандитов взяли, из заложников никто не пострадал.

А.В. Жардецкий.

— Как бывший его начальник я скажу, что Угрюмов отличался от некоторых оперативников-руководителей лаконичностью в отчетах. Другой сделает с гулькин нос, а рапорт пришлет, как роман в стихах. Вспотел — покажись начальству, пока рубаха не высохла. А Герман Алексеевич докладывал в двух-трех словах: такая-то операция проведена успешно, результаты ее такие-то. А за этими словами могло быть все, что угодно: свалка, стрельба, полномасштабный риск. Потом только мы узнавали степень сложности проведенных им операций.

С полномасштабным личным риском Герман Угрюмов впервые столкнулся во время приснопамятных бакинских событий. Когда полыхнул первым Сумгаит, он на другой день был уже там, чтобы лично разобраться в обстановке. Подчиненные ему офицеры продемонстрировали чудеса самообладания.

Я.Я., капитан 1 ранга.

— В Сумгаите погромы начались в семь-восемь часов вечера, а уже в 10 часов часть нашего подразделения прибыла туда. Мы заняли горком партии — нужно было открыть полевой особый отдел в тех условиях. Первая задача — безопасность войск, вторая — докопаться до механизма событий, до причин, выявить инициаторов резни, провокаторов, убийц, мародеров. Когда мы приехали, город уже полыхал. Громили квартиры, поджигали дома, убивали людей, не жалея ни детей, ни женщин, ни стариков. Массовый жестокий психоз. Курсантам военно-морского училища, прибывшим с нами, вначале не разрешили брать с собой оружие, чтоб "не дразнить гусей". Личное оружие было только у особистов. Даже морские офицеры и те — безоружны. У курсантов в руках — черенки от лопат. Таков был приказ из Москвы. Центр квалифицировал кровавые события в Сумгаите как мелкое хулиганство и считал, что само присутствие военных отрезвит разбушевавшуюся толпу. И мы вставали стеной, где это было надо, не подпускали погромщиков к важным объектам.