Газета Завтра 426 (04/2002) - [37]

Вдоль обочин шоссе разворачивается борьба с оставшимися после тракторов сугробами. Оранжевобрюхие, угловатые, похожие на каракатиц колесные машины — это КО-206. "Монстры", изогнув к земле металлические хребты, "пасутся", загребая снег. Переваривают грязное месиво в ненасытном брюхе. Рабочие прозвали КО-206 "золотыми ручками". Эти ручки — два стальных ножа, установленных в "хоботе" у самого асфальта, они, как ластами, загребают снег и закладывают его на ленту-эскалатор, протягивающую его вверх. Снег вываливается сзади прямо в кузов, ползущему, как хвост, за "золотыми ручками" самосвалу. Кузов МАЗа быстро заполняется, грузовик разворачивается и уносится прочь, а на его место тут же подставляет себя новый. Самосвалы, наполненные грязным снежным, вонючим месивом, вереницей устремляются по шоссе туда, где экологический комитет определил место для свалки поднятого с улиц снега.

Иногда возможности сразу сгрузить снег в самосвалы нет, тогда снег просто наспех отстреливают подальше от проезжей части. Снегомет, бьющий снежной струеей на десять метров в высоту и на десятки метров в длину, привлек внимание низкорослой толпы примерно 6-7 лет от роду. Толпа, разряженная в разноцветные пуховики и куртки, лезет под струю снега. Дети вычисляют, когда пройдет мимо снегосборщик, заранее строят на обочинах блиндажи, вкапывают в снег найденные на свалке деревянные ящики, оборудуют возле шоссе целые укрепрайоны. Зарываются в эти ящики, когда машина идет рядом. Радостно слушают удары снега и кусков льда по стенам блиндажей. Отгонять детвору пробовали, но не получалось. Когда уборка закончена, дети уходят домой. Мокрые, пропахшие бензином схватывают от родителей подзатыльники и шлепки…

На неприкосновенность средней полосы начихали, она так же запружена, как и все остальные полосы. Вдалеке злым синим светом мигает спецсигнал каких-то чиновников или бандитов на черной "ауди". "Ауди" время от времени взвывает сиреной. Двое инспекторов ГИБДД тщетно пытаются освободить для сильных мира сего проезд. Отчаянно размахивают полосатыми палками, выкрикивают что-то водителям, бормочут что-то в рацию. Все бесполезно. Ничто не двигается с места. Ни "ауди" с темными стеклами, ни "газель" "скорой", ни милицейский "Москвич" с синим номером. Все стоит, врастая в снег, вместе с автобусами. С ними вместе десятки автопоездов, КамАЗов с длинными фургонами, которые тянут из города и в город еду для десяти миллионов горожан, а еще мебель, одежду, всякую мелочь и сами же автомобили, плотно упакованные за решеткой автофургона. Этим новеньким "Жигулям" на двухэтажной платформе еще только предстоит обрести хозяев и занять свое место в будущих пробках.

Иногда кто-то из самых нервных водителей начинает в бешенстве бить руками по сигналу, давая своим эмоциям выйти через пронзительный гудок. Этот сигнал сразу подхватывают соседи, и скоро сигналит вся пробка — тысячи гудков на разный лад. В этом реве и свист, и рыканье, и вой. Будто пробка подумала, что о ней забыли. Рев разрывает перепонки инспекторов-гаишников, они растеряно озираются по сторонам, а пробка все гудит, подключаются сирены оперативных машин.

Рев пробки прекращается так же постепенно, как и начался. Снова тишина. Через вой сигналов излилось раздражение, водители с участием смотрят на по-прежнему беспомощных дэпээсников. Инспекторы, отсвечивающие желто-зелеными блестками на нелеповатых комбинезонах, нанюхавшись в пробке выхлопных газов к концу смены, едва борются за сохранение ясности в сознании. Промокшие в берцах в этом снегу ноги то ноют, то схватываются морозом. Поясница, вспотевшая поначалу, а теперь подставленная всем ветрам, продувающим транспортную разверстку, очень скоро даст себя знать прострелом, а в рации уже двадцать минут не слышно ничего, кроме ругани командиров — их достали десятки "крутых", застрявших в этой долбаной пробке, а синоптики обещают продолжение снегопада еще в течение суток.

Развеселые голубые плакаты над дорогой вроде "Доброго пути!" или "Добро пожаловать!" только дразнят и бесят.

Два раза в день рабочие уходят на перерыв, чтоб перекусить, отогреться и хоть чуть-чуть обсохнуть. Специальная комната отдыха — помещение метров пять на пять, полузеленый ковер. Плитка на две конфорки. На одной из них чайник над синим газовым цветком, на другой еще один чайник, только побольше. Из маленького наливают в желтый заварник, чтобы сделать чай. Из большого льют в тарелки, куда кладут сухую китайскую лапшу из дешевых, по три рубля, пакетиков. Это — весь сугрев. Молчаливый перекур, только свистит чайник и шипит плохо настроенное радио. Кто-то прилег на черный топчан, кто-то развалился в углу на стуле, подсунув сапоги под батарею. Скоро все поднимаются и вновь отправляются к машинам.

Снаряжение рядового уборщика никак не отличается от одежды начальника. Обычные ватные куртки-бушлаты, прозванные в народе "фуфайкой-непотейкой", шапка-подшлемник, ватные штаны — все синего цвета, обычно все это дело шьют зэки. Солдатские берцы, которые быстро промокают от мокрого снега. Поверх бушлата накинуты жилеты-безрукавки со светоотражающими полосами — чтобы водители издалека видели уборщика и не сбили его своей машиной. Эти жилеты уже почти срослись с куртками, их снимают и одевают вместе.