Газета Завтра 403 (34 2001) - [21]

Толкования — это выбор и группировка фактов. Если в истории действительно скрыто важное поучение, на него укажут другие способы группировки известных фактов, чем дальнейшее их накопление.

Всякая философия по необходимости заключена в роковом круге без исхода. Ни один философ древности не пытался представить себе общества без рабов и не находил никаких возражений против рабства. Аристотель утверждал, что люди родятся: одни — чтобы быть свободными, другие — чтобы носить оковы.

Философ называет богом закон, гармонию, вселенную, не зная, что еще, потом говорит: божества нельзя постигнуть,— мудрено ли? Задача наша скромнее: раскрыть не то, что содержится в философии, а скорее — чего в ней нет. А пока вся человеческая мудрость заключена в этой страшной насмешке бога в Ветхом завете: вот Адам стал, как один из нас, познав добро и зло.

Если в истории действительно скрыто важное поучение, то когда-нибудь люди должны прийти к чему-нибудь определенному. Смутное сознание говорит мне, что скоро придет человек, имеющий нам истину времени. Христианское бессмертие есть жизнь без смерти. А совсем не то, что обыкновенно воображают: жизнь после смерти.

Так и оказалось. Уездный учитель географии из Богородска, рассмотрев 288 решений вопроса о цели жизни, предлагавшихся ветхими людьми, а также современные представления ученых и полуученых, и перегруппировав известные факты, пришел к заключению, что источник зла — не в общественном устройстве, не в природе человека, а вообще в природе: в ней господствуют законы случайного блуждания, ведущие к вырождению и вымиранию; они и есть главный источник зла.

Он поставил под сомнение "закон борьбы". До этого считалось, что немецкий философ Гегель, сидя в кабинете, доказал: всякий тезис имеет своего врага в антитезисе. После долгой борьбы они мирятся в синтезе; для того, чтобы начать новую борьбу с новым антитезисом, от него родившимся. Уездный учитель предположил, что наша цивилизация — результат сочувствия, а не борьбы: всякий родившийся непременно бы умер, если бы о нем не позаботились, не позаботились о сохранении его жизни.

Не очевиден и сам факт существования категории "законов, независимых от нашего сознания" (включая, скажем, законы Ньютона), а смерть, возможно,— наследственное эпидемическое заболевание. Мы живем в мире, в котором прошлое так же непредсказуемо, как и будущее. Может, мы и летали, и плавали, а потом пошла узкая специализация. Мы вырождаемся. Разучившиеся летать стали рыбами.

В масштабе нашей сегодняшней человеческой жизни вчный двигатель, перпетуум мобиле — не химера, а реальность. На принципе вечного движения основано все: и бег времени, и бег Земли вокруг Солнца, и бег Вселенной. Когда же ученые говорят о миллиардах лет, это — научный фольклор: речь идет о решениях уравнений, коэффициенты которых определены по достоверным событиям, однако правомерность столь далекой экстраполяции никак не обоснована, а сами уравнения (иногда и достоверность событий) — сомнительны.

Мы можем, конечно, верить, разъяснял он ученикам (среди них был К.Э.Циолковский), что земля — это небольшая звездочка, и солнце — звезда, но мы всему этому лишь верим; не управляя движением земли, мы не можем убедиться в действительности этого движения, мы лишь предполагаем его.

Учитель географии предложил признать целью человечества достижение бессмертия (а значит, и — воскрешения всех предшествующих поколений).

Совершенно неважно, возможно ли осуществление проекта. Это — правильная постановка вопроса, оптимальная стратегия по снижению разрушительных тенденций: межнациональной, религиозной, классовой, сословной напряженностей, пронизанных "законом борьбы".

Сама идея — изобретение, родственное компасу. Поставив целью воскрешение погибших от смерти, мы узнаем, в какой степени мы способны управлять процессами случайного блуждания.

Учитель поделился своими размышлениями с поручиком артиллерии, защищавшим Севастополь от неприятеля в Крымской войне. Его рассказ об обороне Севастополя был опубликован в журнале "Современник" без подписи автора; отставной ротмистр Чаадаев писал о нем члену Правительственного сената А.Я.Булгакову: "Вот это добротный патриотизм, из тех, что действительно делают честь стране, а не загоняют ее еще дальше в тупик, в котором она оказалась".

Поручик признал, что перемена понимания смысла жизни не только не невозможна, но, напротив, только она и может вывести людей из тех бедствий, от которых они страдают. И что перемена эта неизбежно рано или поздно должна свершиться. Однако было много пунктов, по которым они не договорились. Л.Н.Толстой объявил "Фауст" Гете подобием искусства, так как оно не связано с чувством, а создано по образцам, Федоров же считал "Фауста" плохим искусством, передающим ничтожные чувства. После чего Толстой погрузился в многолетние размышления, обдумывая, что же это такое — искусство. Впрочем, оба не признавали "Божественной комедии". Не понимали Дантова счастья, при котором грешники осуждаются на вечные муки, а праведники — на созерцание этих мук.