Газета Завтра 361 (44 2000) - [27]

Была вынуждена покинуть республику по причине ярого нацизма и гонения русскоязычного населения. Уже три года нахожусь в Москве без жилья и без средств к существованию.

В первый день по прибытии в Москву я обратилась в Миграционный центр РФ. Существенной помощи я от них никакой не получила, а была выставлена на улицу. Так как я воспитывалась в детских домах в той же Эстонии, то ясно, что родственников у меня никаких нет.

Мадам Галецкая из Миграционного центра что-то очень мудрено объяснила мое положение. Смысл прослеживался такой: ничем мы тебе не собираемся помогать, топай.

Короче, было такое чувство, будто я как русская не в России, а в какой-то чужой стране. Зато я видела в Миграционном центре, как очень бурно они оказывали помощь людям кавказской национальности.

Армяне со мной поделились информацией, что надо дать им 600 долларов или какой-нибудь ценный подарок, тогда все будет в ажуре. А эти законы для беженцев, расклеенные по стенам, — так, для видимости.

Я пыталась понять эти законы, развешанные по стенам. Пока дочитала до конца, перестала понимать, что значится вначале. Но чутье подсказывало: ничего не жди и х… помощь получишь, выживай сама.

Один закон неофициальный, подпольный действует безотказно — "Дай на лапу".

Давать на лапу мне было нечего, так они по запискам каким-то погоняли меня по России. И хотя по закону они меня должны были поддержать материально, они об этом почему-то подчистую забыли. Поездив по России на голодный желудок и без денег, я приобрела истощение организма, несколько раз теряла сознание на скамейках, и если бы не люди, случайно оказавшиеся там в это время, я бы отдала Богу душу. Они меня кормили. После таких странствий я поняла что здесь что-то нечисто. Обратилась в администрацию президента, но там меня снова послали в Миграционный центр к мадам Галецкой. Она дала такой ответ в администрацию президента, будто я не внушаю доверия. Короче, ей не понравилось, что я туда обратилась, и, извратив мои слова на свой выгодный способ, меня оскорбила этим.

Мне пришлось снова обратиться уже в администрацию президента. На этот раз мне там тоже откровенно заявили, что мы, беженцы русские, можем рассчитывать только на уничтожение. Возиться, мол, с нами никто не будет. Возмутились, почему мы едем все в Москву. Мне пришлось оправдываться, что у меня нет родственников евреев, поэтому я не могу выехать в Тель-Авив, а деревня и российские городки сами не в состоянии своих прокормить. Они, мол, перестроек не делали, как Москва, и нацизм не раздували, как Таллин. Да и денег им — деревням и городам — Москва не выделяет для нужд беженцев.

Мы, беженцы, находимся в самом худшем положении в России, но на таком положении только одни русские беженцы. Лица азиатско-кавказской национальности в России получают помощь, а мы как изгои на собственной земле. Мы без прав, без помощи — кончаем жизнь самоубийством. Я пробовала дважды, но не получилось, то ли таблетки оказались слабые, то ли не та доза. Потом мне подсказали, что надо пить их с водкой, а я не пью водки. Но если бы тогда знала, то ради того, чтобы прекратить свою подзаборную жизнь, конечно, выпила бы.

Один раз повезло мне с ночлежкой. Упросила начальницу взять меня проживающая там беженка. У нее муж пропал в Чечне, сына инвалида по зрению, пока ее не было дома, закололи ножами боевики. Она была тоже вынуждена бежать оттуда, и также оказалась без поддержки Миграционного центра.

Ну и жизнь в ночлежке! Там по закону должны были ночевать только московские бездомные, а мы уже так, с боку-припеку, по жалости. Там по вечерам происходили такие попойки вместе с дежурившими ментами, что ничем не лучше было, чем на улице. Такие скандалы учинялись по ночам между выпивохами, что редко когда я могла выспаться. И блюют и дерутся. Менты избивают их.

Произошел со мной там такой инцидент. Можете себе представить: ночью ко мне на нары лезет пьяный мент. Я существенно ему устроила скандал, кого-то он разогнал, другие попрятались. А я быстро с ним разобралась — дала в морду. Так он одну с верхних нар выволок за волосы и увел с собой. Женщина эта вся с испугу трясется, но идет.

Утром все трусливо попрятались, а я все заведующей рассказала, хотя меня уговаривали не портить менту жизнь, но я на нем оторвалась, все высказала ему при начальстве, что я думаю о его жизни и об остальных ментах.

Больше я в этот беспредел не пойду.

На кормежки по вокзалам тоже не хочу ходить, так можно только быдло кормить.

Лужковские эти кормежки для бездомных — это какие-то вертепы. Я только раз там побывала, так у меня на всю жизнь аппетит отшибло от такой благодати.

Когда я пожаловалась в Думу к депутату от коммунистов, что законы о помощи беженцев нарушаются, то он по факсу слегка прижал Галецкую, и когда я к ней явилась, то она собрала там какую-то шарагу и они мне два часа читали законы о беженцах, несли что-то несусветное, что нормальному человеку не понять. Поэтому напоследок я только и вынуждена была спросить: "Почему законы есть, а мы на улицах?" На это не один умник не смог ответить.