Газета Завтра 354 (37 2000) - [10]

Но что меня при этом удивляет. В случае с Останкинской башней власть должна была воспользоваться пожаром, который спалил главный инструментарий врагов, для того, чтобы они как можно дольше молчали. Вместо этого Путин потратил деньги, ресурсы, восстановил все эти инфраструктуры в кратчайшие сроки — и они завещали. Киселев и Доренко появились в готовых, восстановленных казной студиях, и первое, что они сделали, — влупили Путину по полной программе. Он вернул им в руки выпавший багор, они взяли его и тут же врезали ему. Так что, с другой стороны, отношения власти и врагов оказываются до сих пор невыявленными, смутными, в чем-то шизофриничными, потому что новая власть в лице Путина несет в себе шлейф не до конца сброшенного ельцинизма. Мне порой кажется, Путин как человек молодой и достаточно одинокий не понимает еще всей эффективности власти как таковой, в России особенно.

В.Ч. Хотел бы еще отметить: откол от власти "пятой колонны" происходит ныне пластами. Те или иные партии еще вчера демонстрировавшие единство с кремлевскими начальниками, те же "правые силы", изображавшие из себя радетелей страны, сегодня откровенно глушат власть, явно себя ей противопоставляя. Для народа очень важно увидеть и отметить вот эту разницу между тем, чего добивается "пятая колонна", заведомые противники и недруги народа, и чего добивается власть. Чего добиваются немцовы — люди видят. Но чего добивается власть — не очень понимают. Я думаю, дальнейший процесс сбрасывания камуфляжа всеми правыми, прозападными, яблочными и прочими силами будет развиваться еще более активно и перейдет, по-видимому, на думскую площадку законодательной борьбы. И каждый божий день, как на лакмусовой бумажке, на любом законопроекте будет проявляться государственность — антигосударственность, народность — антинародность, и мы в своих газетах должны людям все это наглядно, рельефно показывать. Мне кажется, что в этом плане, безусловно, должен определиться и Кремль. Тем более что Кремль сам будет вносить целый ряд законопроектов.

А.П. Катастрофы случившиеся, и не дай Бог грядущие, показывают, что ситуация в стране чрезвычайная, она настолько чрезвычайная, что даже Шойгу с его вечным огнетушителем и каской кажется смехотворно слабым. И эту чрезвычайную ситуацию, геополитическую катастрофу России нельзя преодолеть паллиативами. Катастрофы надвигаются лавинообразно, и эволюционными методами, которые хороши в стабильном обществе, в стабильном хозяйстве, у нас ничего не поделаешь. Здесь, повторяю, необходима мобилизация народа на тушение всероссийского пожара. И народ вообще-то готов мобилизоваться для спасения своих очагов, детей, колыбелей, своих церквей и своей территории. Но как мобилизовать народ, который до сих пор расколот? В народе живут, по крайней мере, два фрагмента: красный фрагмент, ведущий свое начало из белой истории, и фрагмент нового, либерального уклада. Как можно мобилизовать такой народ? Проще один из элементов взять и уничтожить, как это делали кровавые диктаторы. Ныне никто этого не может себе позволить. Вообще никто не должен быть убит. Я думаю, что и этика новой власти такова: никто не должен быть убит, потому что любая смерть, любые кости, брошенные к престолу власти, прорастают катастрофой этой власти. Власть, построенная на костях, непрочна, и мы это знаем по советскому периоду. Кости прорастают, начинают вылезать даже из мягких, сладкозвучных уст самого Горбачева. Поэтому необходим исторический синтез. Народ должен синтезировать свою историю.

Думаю, нашему правителю необходимо воспользоваться этими ужасными жертвами и ужасными кошмарами, великим стоицизмом и героизмом гибнущих людей: Шестой роты, Евгения Родионова, у которого отсекли главу и который не поступился своей любовью к Родине, к Христу; подводников, которые умерли на боевом посту, защищая свои крепости и рубежи России. Их, поднятых со дня пучины, надо похоронить в Кремлевской стене. Надо устроить в Кремлевской стене некрополь для этих героев нового времени. Потому что Кремль и Москва для русского народа — это не просто город, не просто крепость, это действительно сакральные вещи, святыня. Там, в Кремле, сосредоточена масса исторических энергий, которые окормляют десятки поколений русских людей. Мать-Родина в Кремле все время плодоносит, наш улей пополняет энергиями и медоносными силами. В Архангельском соборе — усыпальница царей. Это символ империи царской, Москвы златоглавой. В стене, обращенной на Красную площадь, покоятся герои, святые, мученики красной империи. И новая истерзанная Россия, та, в которой мы сейчас с тобой живем, начинает рождать новых мучеников, героев. Им место не на отдельных погостах и не в отдельных гарнизонах, они принесли свою жертву не за Видяево, не за Северный флот, они принесли свою жертву за Россию, за Москву, за Родину. Если бы, я повторяю, в одной из алых кремлевских стен, может, той, которая идет через Александровский сад, где могила Неизвестного солдата, или в другой стене, которая обращена на набережную Москва-реки, нашли бы свое пристанище последние герои, витязи, мученики новой России, то произошел бы долгожданный синтез. Ведь мы с тобой все время бились, как соединить белую историю с красной, как соединить царскую Россию с советской. Не получалось. А может, как раз диалектика в том, что эти две истории России соединяются в третьей? Сегодняшней? То есть сегодняшняя Россия с сегодняшними своими мучениками и сегодняшним некрополем соединяет в себе и царей, и вождей, и лейб-гвардейцев и гвардейцев-панфиловцев.