Газета Завтра 331 (14 2000) - [13]

Я не думаю, что Степашин читал "Тихий Дон". Зачем? Ельцин ему и без "Тихого Дона" генерала дал и пять раз министром назначал. Но уж писатель Балашов-то наверняка читал. Так вот там есть хорунжий Бунчук, большевик. Однажды, в октябре 1916 года, на фронте под Нарвой в офицерской землянке случился такой разговор. Бунчука, только что вернувшегося из Петрограда, спрашивают, как там дела.

— Отрадного мало, — взвешивая слова, заговорил Бунчук, — не хватает хлеба. В рабочих районах голод, недовольство, глухой протест... Русско-японская война породила революцию 1905 года, эта война завершится новой революцией. И не только революцией, но и гражданской войной.

Листницкий заговорил со сдержанной злобой.

— Меня удивляет то обстоятельство, что среди нашего офицерства есть такие вот, — жест в сторону ссутулившегося Бунчука, — субъекты... Однажды в разговоре он выразился очень туманно, но всё же достаточно ясно для того, чтобы понять, что он стоит за наше поражение в этой войне. Так я тебя понял, Бунчук?

— Я — за поражение.

— За каким же чертом вы добровольно отправились на фронт и даже дослужились до офицерского чина? — вмешался есаул Калмыков. — Как это совместить с вашими воззрениями. Удивительно! Человек против войны… хе… хе… против уничтожения этих...классовых братьев — и вдруг... хорунжий!

— Сколько вы немецких рабочих извели со своей пулеметной командой? — спросил Листницкий.

Дело, как помним, кончилось тем, что их благородие есаул Листницкий сразу после теоретической дискуссии написал донос их благородию командиру полка на неблагонадежного хорунжего... Вот такое было сложное, противоречивое, переломное время.

ОДНАКО, ПОСКОЛЬКУ ПРИЗЫВ "варварской лиры" большевиков к миру не был услышан и война разгоралась всё жарче, то Ленин выдвинул лозунг превращения войны империалистической в войну гражданскую. Ах, как ужасно! Да? Братоубийство! Вы за "гуманизм без границ"? Недавно мы получили образчик такого "гуманизма" на страницах "Нашего современника". Там Станислав Куняев приводит в своих воспоминаниях такие строки одного ныне почившего поэта об Отечественной войне:

Навеки неизбывна, дорога.

Печалит душу всякая утрата.

Не хвастайся, что убивал врага,

— Ты убивал обманутого брата...

Вот оно что. Оказывается, это брательники в 1941 году нагрянули к нам с танками, самолётами и душегубками, это несчастные жертвы обмана почти четыре года терзали и грабили нашу Родину, насиловали наших жен и сестер, убивали младших братьев. Написано это было в феврале 1988 года, в дни самого лихого разгула демократии, сбивавшего с ног и вышибавшего мозги даже у иных фронтовиков, среди которых, кстати, я лишь однажды встретил такого, который хвастался тем, что убивал. Это был Виктор Астафьев: "Я из карабина в Польше врага убил..."И тут же легко и просто рассказал, как это произошло, при каких обстоятельствах, кем был убитый, как выглядел. Сам рассказал при всем честном народе, никто его не понуждал: "Котелок у него на спине под ранцем был...Цель заметная. Под него, под котелок, я и всадил точнехонько пулю..." В спину. Со смаком: "точнехонько"... И уж вовсе не встречал я фронтовиков, которые, как уверяла Юлия Друнина, говорили бы, что на войне не страшно. А если Ахматова писала "Не страшно под пулями мертвыми лечь", то ведь это о другом.

У Толстого в "Казаках" есть такая сцена. Старый казак Ерошка, в прошлом сорви-голова, зашел к юнкеру Оленину. Сидят они вдвоем, беседуют, пьют водку, крепко уже набрались. Гость, облокотившись на руку, задремал. Вдруг послышалась веселая песня.

"Это знаешь, кто поет? — спросил старик, очнувшись. — Это Лукашка-джигит. Он чеченца убил. То-то и радуется. И чему радуется? Дурак! Дурак!

— А ты убивал людей? — спросил Оленин".

Да, служилый казак Терской линии Ерошка не мог не убивать врагов. Но вот какое действие произвел на него вопрос любопытствующего юнкера: "Старик вдруг поднялся на оба локтя и близко придвинул свое лицо к лицу Оленина.

— Черт! — закричал он на него. — Что спрашиваешь? Говорить не надо... Прощай, отец мой, и сыт, и пьян, — сказал он, вставая".

И ушел Ерошка, видимо, опасаясь новых расспросов... То, что когда-то понимал неграмотный казак, теперь не способен понять прославленный беллетрист. Как не понимают и наши телеидиоты, которые на дню сто раз допытываются у офицеров и корреспондентов в Чечне: "Сколько вчера было убито? А сколько сегодня? Пожалуйста, поточней..." И ведь им отвечают! Где, в какой войне вы видели, чтобы в ходе военных действий сообщали о своих потерях. Это прежде всего ценнейшая информация для врага.

Молодой Симонов еще до войны писал:

Когда на броневых автомобилях

Вернемся мы, изъездив полземли,

Не спрашивайте, сколько мы убили.

Спросите прежде, сколько мы спасли...

Так нет же, спрашивают, пытают, выматывают: "Сколько вчера?.. А сколько сегодня?.. Сколько у нас?.. А сколько у них?.." И никто не бросит им в лицо: "Черт!.. Что спрашиваешь!" И только генерал Трошев в воскресенье жалобно взмолился Киселеву: "Не терзайте душу". Как о хоккейных матчах… Симонов и все советские писатели в годы войны вдохновляли нашу армию и народ на борьбу за изгнание и уничтожение фашистов, за свободу и независимость Родины. И вот что читаем теперь в подаренном русской публике письме помянутого стихотворца: "Все эти эренбурги, симоновы, полевые, все они — преступники. Ты знаешь стихотворение Симонова "Убей его!" Ну, коли преступники те, кто лишь вдохновлял на борьбу, то уж сверхпреступники те, кто руководил этой борьбой, — все офицеры, генералы, маршалы и, конечно же, сами солдаты, исполнявшие преступные приказы командования по борьбе за спасение Родины. Ведь это прямая поддержка латышей, которые сейчас объявили преступником советского партизана Василия Кононова и осудили его на шесть лет.