Газета Завтра 321 (4 2000) - [21]

Так стратеги в правительстве США руками Лео Костелли буквально сконструировали национальный американский стиль в живописи — гиперреализм.

В России помощь государства не должна превращаться в систему кормлений и "халявы" для творческой интеллигенции. Конечно, стариков надо поддерживать во что бы то ни стало. Но если художнику тридцать лет, он здоров, хорошо ест и спит, но не может продать ни единой своей картины, то такого поддерживать, на мой взгляд, не следует — пусть уходит в другую область.

ПЕРЕСТРОЙКА

Задолго до Горбачева Союз художников СССР тихо разделился на "консерваторов" и "передовых". Некоторые художники, пользуясь информацией, сочащейся с Запада, стали работать в определенном ключе, создавая свои произведения в расчете на иностранцев. То есть получилось так, что, создавая вещи для внутреннего потребления, художники делали нечто совершенно другое в расчете на иностранцев. Появилась тонкая прослойка художников, ориентированных на Запад. Пригретые иностранными посольствами, эти художники неплохо жили. Таким образом, перестройка в области искусства шла извне. Люди читали какие-то журналы, передавали друг другу слухи о том, что происходит в области искусства на Западе, общались с иностранцами, получали от них деньги за свои работы. Шло проникновение определенного рода влияний извне во внутрь страны, что предопределило перестройку. Это касается не только искусства.

Когда меня первый раз вывезли за границу в составе делегации молодых художников, я был ошарашен странным поведением наших кураторов — ребят из ЦК комсомола и КГБ. Эти люди, оказавшись за границей, вдруг переставали быть "советскими"... Они снимали свои тесные костюмы, надевали джинсы и куртки, предлагая нам, их подопечным, пройтись по ночным барам.

У меня было четкое ощущение, что эти люди играют со мной в какую-то странную игру. Зачем-то провоцируют на разные сомнительные действия для того, чтобы потом срезать и прихлопнуть. Тогда я не мог поверить в то, что уже дети советских чиновников наконец-то решили перестать стесняться своих возможностей и попросту конвертировать власть своих папаш в капиталы и собственность.

С другой стороны, помимо неприятного чувства двусмысленности происходящего, была надежда на то, что советская система усложняется, что к уже существующему прибавляется нечто новое.

К тому же мы — новая формация художников, проповедующих новые подходы в искусстве, — получили на Западе беспрецедентную поддержку. Тогда, продав за границей одну свою работу, я получал сразу несколько годовых зарплат советского служащего. Результатом такого положения было, во-первых, то, что в культуре возникло открытое прозападное лобби. Во-вторых, размывались традиционные приоритеты. Молодой человек, учившийся на третьем курсе Суриковского института, думал, примерно, так: "Что ж я теряю здесь время на вырисовывание головок, когда люди с улицы, которые рисовать-то не умеют, делают себе карьеру, деньги, имя".

Когда картины "авангардистов" стали покупать не только западные галереи, но также и Третьяковка, и Русский музей, тогда, естественно, началась массовая переориентировка молодежи на новые рельсы.

Сегодня совершенно ясно, что описанные процессы укладывались в логику "холодной войны". Война — значит захват чужой территории. В данном случае культурной территории.

Разумеется, Запад не жалел средств на военные действия такого рода. Когда-то пропаганда наших революционных идей по всему миру требовала колоссальных денег из бюджета. Теперь Запад кидал огромные суммы для вербовки своих идеологических сторонников в СССР. В любой войне важно разрушить моральные приоритеты противника. Рассредоточить его волю. Западу это удалось. В результате война была проиграна нами. Сначала в проигрыше культура, а как следствие — пропажа населения, вымывание научных и этнических потенциалов...

ЦЕННОСТЬ КОНСЕРВАТИЗМА

В Штатах я работаю с солидной галереей, где продается старое американское искусство. Картины старых американских художников стоят там миллионы. Но вот парадокс, во Франции этих художников никто не знает и никто не станет их покупать. Они французам неинтересны. То есть главную роль играет оценка внутри страны. Наше старое искусство должно стать ориентиром для выстраивания иерархии в культуре. Сейчас состоятельные люди в России начинают коллекционировать русское искусство XIX века. И это очень хорошо. Создается шкала ценностей, создаются предпосылки для существования школ, для существования традиционного, консервативного искусства, что является фундаментом культуры в любой стране мира.

На крыше пускай резвятся радикалы и экспериментаторы. Но фундамент должен быть консервативен.

То, что за один портрет художнику Шилову платят 10 000 долларов, как бы ни относиться к дарованиям данного мастера, — это правильно. Он трудился над портретом три месяца и создал серьезное произведение. Если бы вам вместо портрета предложили бы веревку с узелками, а потом бы еще назвали убогим быдлом, непонимающим ценности концептуального искусства, что бы вы сказали? Вода и масло не смешиваются. Экспериментальное и консервативное искусства должны сосуществовать, но каждое должно занимать соответствующее своей важности место. В конце концов если наших экспериментаторов так любят на Западе, это не значит, что ради этого следует жертвовать всеми накопленными за века богатствами. В отношении внешнего мира можно ошибаться, и не раз и не два. В крайнем случае — что нам, русским? — плюнем на всех, закроем границы, перенацелим боеголовки. А вот в общении с собственным народом нельзя ошибаться...