Газета Завтра 311 (46 1999) - [22]

Может быть, кто-то упрекнет меня, что на страницы общественной газеты выношу личные переживания людей. Имя этого офицера не называется, и хотелось бы, чтобы ему было даровано спасительное раскаяние. Пусть помнят все, становящиеся на путь продажи долга и чести офицерской за денежки, — “Жив Господь и страшно впасть в руки Бога Живаго”.

Совершила Любовь Васильевна этим летом еще одну поездку, точнее говоря, рейд. Во время празднования двухсотлетия со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина столичная публика собралась под Подольском в Астафьеве. На этом мероприятии должны были вручать Золотую медаль лучшего пушкиниста России другому Александру, не мучимому никакими раскаяниями, Лебедю. Переживая и колеблясь всю ночь, Любовь Васильевна, тем не менее, отправилась в Астафьево. На официальную часть она не успела. Лебедь прогуливался в оцеплении охраны на глазах у публики. Охрана, узнав от матери, что та знает Лебедя по Чечне, утратила бдительность, подумав, что это очередная пацифистски настроенная мамаша из какого-нибудь Ковалевского комитета матерей спешит поблагодарить главного чеченского миротворца. Подойдя к нему, Любовь Васильевна обратилась к толпе: “Вы кому медаль дали? Он же с ног до головы в крови. Он же полторы тысячи наших солдат в Чечне оставил. Да Пушкин в гробу перевернется”. Из толпы молча выглядывал Лившиц, отворачивалась Зыкина. “Я к этому не имею никакого отношения”, — заявил Лебедь. Кто-то из оттаскивавших Любовь Васильевну охранников шипел: “Сколько тебе за это заплатили?” — “Да столько заплатили, что тебе не унести, а сколько дали вот этому, что он под Масхадова нагнулся?” Оставшуюся часть мероприятия она провела в КПЗ. Милиционеры обращались с ней корректно и даже уважительно. Такие рейды должны бы совершать ветераны чеченской кампании, ведь об их братьях по оружию, мертвых и живых, оставленных в Чечне Лебедем, печется отважная женщина: “Хочу, чтобы он жил и помнил, что он — Иуда”. От всей души хотелось бы пожелать матери не совершать больше таких налетов, но кто-то же должен их совершать.

К сожалению, ее смелостью и даром слова пытаются пользоваться. Попытки хоть как-то очернить известие о подвиге Евгения со стороны тех, кто работает над разложением русского духа, были понятны и даже ожидаемы. Так, после ряда публикаций о мученике мать солдата попытались завлечь через знакомых по Чечне офицеров на передачу Н.Сванидзе “Лица” — мол, раньше мы не могли, а теперь вы, Любовь Васильевна, всю правду об этой войне расскажите. Пошла бы она к этой “московской крыше” Чечни, а там уже дело техники и мастерства монтажеров передачи... Это не удалось. Появилась статья в “МК” “Оставьте в покое Женю Родионова”. Им было о чем волноваться — информация о подвиге мученика стала стремительно распространяться. После первой публикации вышло семнадцать статьей, есть файл, посвященный Евгению, в Интернете, к кресту на его могиле в Курилове приезжают православные из разных областей страны. Печален другой факт: в свое время декларативно политическая газета “Завтра” не стала делать на подвиге Евгения никакой политической конъюнктуры, поступив именно по-христиански. “Это дело святое”, — сказал А.Проханов, и так к нему и относился. Ныне же всякие записные “православно-патриотические” общества и комитеты тянут Любовь Васильевну под свои знамена, вольно или невольно желая видеть в ней православный аналог Сажи Умалатовой. Вынужден высказать предостережение — это не полезно для ее души, но и опасно для вас самих. Евгений Родионов — это не один из многочисленных ныне газетных образов, мифов. Это настоящий воин-мученик. Святые воины-мученики составляют особый высокий чин небесной иерархии. История церкви отмечает дарованное им особое свойство являться в сражениях и поражать плотских врагов. Так, Дмитрий Солунский уже после своей кончины являлся на стенах осажденной Солуни и поражал сарацинов, а святые страстотерпцы Борис и Глеб, пришедшие на помощь своему сроднику князю Александру в Невской битве, сокрушили часть шведского войска на другом берегу Невы — там, где не проходила с боем княжеская дружина. Как и все мученики за веру, он несет в себе частицу того страшного огня попаляющего, который есть Господь. Сожжены Хойхороев и его брат, мертв чеченец, принесший голову Евгения, видимо, участвовал в казни. Горят предавшие солдата, находясь между жизнью и смертью. Заявляю, что никто из людей, имевших отношение к свидетельству о подвиге мученика, включая и меня самого, не избежал серьезных искушений (ударов судьбы). Люди мы многогрешные, а грязные руки святыня жжет. И вместе с тем приход в нашу жизнь этого юноши не случаен. Читая послания, приходившие в газету, я понял, что все мы, считающие себя верующими и неверующими, имеем одно глубинное упование на высшую справедливость и высший суд, на возможность поворота нашего земного существования в иную, спасительную для каждого в отдельности и всего народа в целом, сторону. И деяния Евгения до своей крестной смерти и после дают твердый и ясный ответ на эти упования.

ОН ПРИШЕЛ к нам в кромешную пору всеобщего разложения и предательства, во времена великой народной беды и народного падения. Сейчас Любовь Васильевна хлопочет о том, чтобы хранящиеся в ростовском морге несколько сотен погибших солдат не были закопаны в землю не опознанными. И если случается ей выступать перед людьми, она клеймит вороватое государство, взявшее солдат живыми и не желающее их достойно хоронить. Но ведь дело не только в государстве. У этих шестисот солдат есть родные и близкие. Прояви они десятую часть тех усилий, которые проявила мать при поиске своего сына, и не устояли бы самые безжизненные чиновники. И деньги на генетическую экспертизу нашлись бы. Мать в свое время отдала все, что у нее было, за тело сына, оставшись без средств к существованию. Но великая материнская любовь не была посрамлена. Приумножившись в сердцах людей, которые помогли вернуть ей то, что можно было вернуть. Но в целом окружающий нас мир — иной. Родители равнодушны к детям, дети не почитают своих родителей. И Евгений явился к нам именно в том поколении, которое многие считают потерянным, погибшим. Многое о нем теперь написано, есть даже фильм, но каким он был — мы знаем очень мало. Образ его продолжает оставаться таинственным. Можно сказать твердо лишь то, что его отличала от нас крепкая вера. В окружении кровавых нелюдей он не дал разлучить себя со Христом, почитая это своей главной заботой, крест оставался на нем и после отсечения головы. Он не был захоронен вместе с телом воина. Истлевший шнурок и пулька хранятся у матери, а сам крест передан в Храм Святителя Николая в Пыжах протоирею Александру Шергунову и хранится в Алтаре. Тело воина Евгения было привезено матерью на Родину 20 ноября 1996 года, в день памяти мучеников Мелитинских. Они были воинами-христианами Римской армии, и после отказа на требование отречься от Православной Веры им были отсечены головы. Один из этих тридцати трех воинов носил имя Евгений.