Газета Завтра 262 (49/1998) - [31]

И рухнет все, что свято, что не свято

В моей судьбе. А песня будет жить,

Как будто не моя она, а чья-то.

Как свет в тярсину, жизнь моя уйдет,

Природа долг с достоинством исполнит.

И тот, кто эту песню запоет,

Увидишь, обо мне-то и не вспомнит.

Я наполнял тобою каждый стих,

В них грусть твоя, твои улыбки пели.

В них горечь крыльев трепетных моих,

Что так тебя обнять и не сумели.

Мой мглистый вечер — здесь, хоть он не зван.

Как превозмочь предчувствие разлуки?

Как выпить предназначенный стакан,

Чтоб ни душа не дрогнула, ни руки?

Все гуще мрак, все тягостнее мгла,

Глаза в глаза прощально отразились.

Не прокляни же эти два крыла,

Они в тоске всю жизнь к тебе стремились.

* * *

Кто встретится на жизненном пути,

Таком нелегком и таком недолгом?

Кто скажет: — Здравствуй! — с радостью в груди

И озарится дружеским восторгом?

Кто поцелует, нежностью дыша?

Кто зарыдает горько надо мною?

Я чувствую, что в мире есть душа,

Живущая моей тоской и болью.

Мне чудится порой, что голос мой,

Мой каждый нерв и все мои страданья —

Лишь отголосок той души живой,

Блуждающей в просторах мирозданья.

Я будто растворен в ее мечте,

И все, что есть в ней, — только оглашаю,

А мнится мне в житейской суете,

Что я свои терзанья выражаю.

Привет тебе, далекий брат и друг,

Неведомый, но понятый заране!

Пусть сердца моего надрывный стук

Прорвется к вам, грядущие земляне.

Он вырвется из нашей кутерьмы

Свидетелем тревоги многоликой.

Я улыбаюсь вам — ушедшей тьмы

Сердечною и мудрою улыбкой.

ПОЭТ

Зло для меня — становится добром,

Обыденность приносит чудо-грезы.

В глазах все краски мира — как в ночном

Бездонном небе огненные звезды.

Бродяжьи песни, звонкий бег карет,

Круженье улиц — все на сердце ляжет

И превратится в дивный полубред,

Которого душа поэта жаждет.

Целую губы женщины. И что ж?

Пусть тысяча мужчин ей были любы,

Я чувствую ее святую дрожь

И девственно трепещущие губы.

Да, путь поэта неисповедим.

Вам кажется, что он бесцельно бродит,

А он душой летит к мирам другим,

Но и у звезд покоя не находит.

Его глаза печальны и чисты.

Целуя губы женщины случайной,

Он в то же время видит тень сестры

И молится на этот образ дальний.

Что миру песня грез его и мук,

Рожденная в томленье безрассудном?

Но в смертный час он улыбнется вдруг

И скажет: — Жизнь, каким была ты чудом!..

ВЕТЕР

Порыв,

Опять порыв.

Протяжный крик — бредов.

Мир безобразен, темен, беспросветен...

И табунами желтых скакунов

Несется по земле осенний ветер.

Порыв,

Опять порыв —

Осенняя беда.

Клубится пыль, взлетают к небу смерчи,

Как будто ошалевшие стада

От ужаса несутся прямо к смерти.

Порыв,

Опять порыв.

Осенний город — мертв.

На всем беды, не всем несчастья признак.

И если вдруг прохожий промелькнет,

Он в этой мгле и сам, как желтый призрак.

Как долгие осенние дожди,

Идут уныло улицы сквозь город.

И никакой надежды впереди.

Все безобразно. Всюду грязь и холод.

Порыв,

Опять порыв.

Осенний ветер — зол.

Он мечется, беснуется, лютует,

В агонии свершая произвол,

И для него преград не существует.

Там загрохочет, там задребезжит,

Там всякий хлам проносит меж домами

И сам зловеще птицею летит,

Рождая гром железными крылами.

Порыв,

Опять порыв.

Удар, еще удар.

Но, видя как дома слепы и серы,

Осенний ветер смотрит на бульвар

Зрачками крови жаждущей пантеры.

А там деревья с ужасом в глазах,

Как в рубища одетые старухи,

Рвут волосы на желтых головах

И горестно заламывают руки.

Они стары, беспомощны. И впредь

Уже им крон широких не раскинуть.

Их ветер мнет. И слышите, как смерть

Хрипит над ними:

“Сгинуть,

Сгинуть,

Сгинуть...”

Пускай же вам не затуманит взгляд

В осеннем ветре, злобном и коварном.

Примите боль деревьев, что стоят

Распятьями по горестным бульварам.

О, будье сердобольны! Час настал!

Спасайте мир, что солнечен и светел,

Пока и вас самих не растоптал,

Беспечных ваших душ не разметал

Ревущий над землей осенний ветер.

Незабываемые подарки к любому празднику Вы можете приобрести в интернет магазине PS-Box.

Евгений Чебалин КТО ПОДБЕРЁТ АЛМАЗ? ( “классик-домра” — русские вундеркинды )

Вот и опять они вернулись. Вернулись, в который раз, намотав на колеса поездов, автобусов сотни тысяч верст европейских и заокеанских автобанов. Они начали наматывать их с шести лет в ранге вундеркиндов. Сейчас им от семнадцати до двадцати.

Лауреаты восьми престижнейших Международных конкурсов и фестивалей, они начинали свою европейскую карьеру воронежскими шести-восьмилетками с гастролей по Англии. Там и удостоились своей первой зарубежной рецензии в респектабельной “Evening news”, которая начиналась словами:

“ИХ МУЗЫКА И ИСПОЛНЕНИЕ ЧАРУЮТ, НАПОЛНЕНЫ КАКИМ-ТО МИСТИЧЕСКИМ, ВАРВАРСКИМ КОЛДОВСТВОМ...”

Малолетние “варвары” из России, лихо назвавшие себя “Классик-домра”, покорили англичан Бахом, Моцартом Бородиным, Паганини, с немыслимой легкостью преодолевая на домбрах виртуозный текст, о который нередко “ломали зубы” профессиональные скрипачи.

Шли годы. Из бессменный руководитель, аранжировщик, менеджер, финансист, вытиратель носов, стряпуха, мамка и нянька в одном лице Лариса Демченко перепахивала для русской домры сложнейший мировой репертуар, предназначенный для симфонических оркестров и скрипичных ансамблей. С отчаянной дерзостью, граничащей для специалистов с кощунством, она аранжировала для своих питомцев бездонные по философской глубине произведения классиков. Веками привычные для европейского уха скрипку, виолончель, флейту заменили русские домра-альт, домра-бас, балалайка-контрабас, рожок и гусли. Вдруг оказывалось, что “Времена года” Вивальди, приобретая славянско-домровый акцент, становятся даже более блестящими в своей итальянской сути.