Газета Завтра 208 (47 1997) - [8]

Здесь существует несколько “подвариантов”. Первый из них - “узбекский”. Основания для подозрений в дестабилизирующем влиянии Узбекистана - Таджикистан имеет. Прежде всего, Узбекистан слишком заинтересован в том, чтобы ситуация в Таджикистане управлялась только с узбекского политического терминала. И дело не только в экспансионистских устремлениях Узбекистана - этой и впрямь самой мощной из среднеазиатских республик СНГ. Узбекистан слишком хорошо понимает, что ситуацией в Таджикистане может управлять либо он сам, либо … Либо некий субъект, который легко может взорвать стабильность самого Узбекистана (кем бы ни был этот субъект - консолидировавшейся на националистической основе таджикской оппозиционно-властной элитой, силами иранского фундаментализма, укрепившимся и вошедшим в таджикский процесс Ахмад Шахом Масудом, или кем-то еще). В самом деле, как хорошо известно, в Таджикистане живет свыше миллиона этнических узбеков, а в Узбекистане издавна проживает “сравнимо много” таджиков. Особенно в Самарканде и Бухаре - там их большинство. Известна также серьезная зависимость Таджикистана от узбекских энергоносителей. Однако важнее всего фактор роста собственно политического влияния Узбекистана в регионе, которое приобрело настолько устойчивый характер, что впору говорить чуть ли не его о региональном военно-политическом доминировании . По крайней мере, ясно одно - Узбекистан достаточно силен для того, чтобы играть роль “третьей силы”, и ему есть чего опасаться в случае, если союз власти и оппозиции в Таджикистане примет характер “пантаджикского” или антиузбекского. И уж тем более - проиранского. А это вовсе не исключено.

Конкретные факты говорят о том, что рассматриваемая нами узбекистанская “возможность” вполне соотносима с таджикской “действительностью”.

Так, например, кланово-региональная группировка северян Сайфеддина Тураева, противостоящая и официальным структурам Рахмонова, и не поделившая власть с оппозиционными силами, прочно связана с узбекскими “покровителями”, имеющими серьезные экономические интересы в наиболее промышленном отношении развитом Севере, и этно-политические - на территориях Запада и Юга. Другой пример - небезызвестный полковник Худойбердыев, поклявшийся после разгрома его группировки в Ширкентском ущелье, что до конца жизни будет сражаться… ни больше ни меньше как за возврат “исторических узбекских территорий, переданных во времена СССР Таджикистану”.

Вторым претендентом на роль “третьей силы” является, как ни странно, Россия. Но, конечно же, не в лице официальных сил и структур, отстаивающих национальные интересы. Ситуация иная, гораздо более запутанная и двусмысленная. И она требует достаточно подробного рассмотрения.

Исторически сложилось так, что наиболее специфическим фактором, повлиявшим на социальную структуру таджикского общества, стала промышленность. Именно нужды развитой промышленности, изначально создаваемой вовсе не в целях экономического обслуживания данной республики или региона, а как часть общесоюзного экономического потенциала, потребовали привлечения достаточно образованной, а значит, привозной (из России и других европейских регионов) рабочей силы и среднего технического персонала. Именно она создала расслоение (этнически, конфессионально, по языку, культуре и т.д.) между традиционалистским сельским крестьянством, с его кланово-родственной структурой, и работниками производственной сферы в городах. Созданный этим колоссальный заряд конфликтности сдетонировал после объявления независимости республики и вылился в непрекращающуюся пятилетнюю гражданскую войну. И теперь именно промышленность продолжает оставаться неснимаемым противоречием в борьбе кланов и группировок в Таджикистане.

Зафиксировав эти обстоятельства, перейдем к прослеживанию достаточно специфического, как сейчас будет показано, и весьма двусмысленного русского следа в том, что именуется вариантом вмешательства “третьей силы”. Подавляющее большинство предприятий Таджикистана за время войны были остановлены, разграблены или разрушены. Но одно предприятие работало практически без остановок даже в самые “горячие” времена - это Таджикский алюминиевый завод в Турсунзаде. Именно ТадАЗ, принадлежащий к числу четырех промышленных гигантов СССР, вырабатывавших алюминий для авиастроения и на экспорт, первым делом старались взять под свой контроль - и брали - все регулярно меняющиеся полевые командиры, в частности, тот же Махмуд Худойбердыев.

И вот недавно история Таджикского алюминиевого завода получила новое продолжение в том самом, обозначенном нами двусмысленном ракурсе. Как сообщили информационные агентства, Саянский алюминиевый завод (СаАЗ, Хакасия), один из крупнейших производителей первичного алюминия в России, Николаевский глиноземный завод (НГЗ, Украина) и Таджикский алюминиевый завод (ТадАЗ, г.Турсунзаде) создали экономический союз, который в перспективе станет базой для формирования транснациональной ФПГ. СаАЗ выделяет ТадАЗу инвестиции для модернизации производства, а также вкладывает капитал в реконструкцию Днепро-Бугского морского порта, что позволит Николаевскому заводу перерабатывать дополнительно 1,5 млн. тонн бокситов в год.