Газета Завтра 189 (28 1997) - [19]

О чем думали новоявленные лауреаты, внимая патологическим бредням безальтернативного демократического идола (особенно страшным тем, что они являются выражением непреклонной воли правящих кругов) — неизвестно… Но ни ропота возмущения, ни волны негодования не пробежало по Георгиевскому залу, наполненному мутантами, либо заглушены они были подобострастными и бездумными хлопками. Ни один награжденный не снял своего венка и не бросил его в искаженную кривой ухмылкой физиономию великого провокатора, явно достигшего своей цели — нужной реакции зала. Никто не проронил ни слова осуждения или протеста…

Откуда такая ненависть к своей истории, к делам своих предков, к героическому прошлому народа (а ведь ленинский период не только наши, но и многие западные историки называют именно героическим).

Впрочем, во всем этом есть своя неумолимая логика, логика предательства и ренегатства, убедительно и глубоко раскрытая около полувека назад английским историком-марксистом Исааком Дейчером. В апреле 1950 года в журнале “Репортер” была опубликована его статья “Совесть экс-коммунистов” — отзыв на книгу “Бог, не оправдавший надежд” (The God That Failed). Среди ее авторов были такие известные писатели, некогда симпатизировавшие коммунизму и Советской России, как Андре Жид, Артур Кестлер, Луис Фишер и другие.

Дейчер вступает в полемику с ними и оспаривает, например, Кестлера, утверждавшего, что бывшие коммунисты — это “единственные люди, которые знают все” об этом явлении, то есть о коммунизме. В глазах Дейчера справедливо совершенно обратное: из всех прочих они имеют наименьшее о нем представление, и поэтому “педагогические претензии” их явно несостоятельны.

“Еще хуже то, что для экс-коммунистов весьма характерной чертой является их неспособность к отстраненному восприятию. Их эмоциональная реакция против своего бывшего окружения держит их мертвой хваткой и не дает им возможности осознать драму, в которую они были вовлечены. Изображаемый ими портрет коммунизма и сталинизма представляет собой гигантскую камеру всевозможных интеллектуальных и моральных ужасов. Созерцая этот портрет, непосвященные удаляются от политики и попадают в область чистой демонологии (…) Эта приобретающая иррациональный характер эмоциональность определяет эволюцию многих бывших коммунистов”. Ссылаясь на свидетельство одного из авторов вышеупомянутой книги, Игнацио Силоне, И. Дейчер пишет о том, что поначалу “почти все экс-коммунисты порвали с партией во имя коммунизма”. (Не так ли было и у нас в стране во времена горбачевщины? Под дымовой завесой лозунгов “Больше демократии”, “Больше социализма” шел активный демонтаж самых его основ). “Едва ли не каждый начинал с требований вылить грязную воду русской революции, чтобы обезопасить купающегося в ней ребенка.

Чуть раньше или чуть позже эти намерения были отринуты или забыты. Порвав с партийной бюрократией во имя коммунизма, еретики идут дальше — к разрыву с самим коммунизмом. Они заявляют, что обнаружили будто корни зла идут гораздо глубже, нежели им представлялось вначале (…) Они уже больше не защищают социализм от неправильного применения — теперь они уже предостерегают человечество от опасностей социализма. Они уже больше не выливают грязную воду русской революции с тем, чтобы предохранить ребенка, — они вдруг обнаруживают, что сам этот ребенок — чудовищный монстр, которого следует придушить. Так еретик становится ренегатом”. (Не напоминает ли нам это яркое описание последовательного, шаг за шагом, перерождения пути самого Е. Б. Н. из “борца с привилегиями” номенклатурщиков в яростного борца с “преступным” коммунистическим прошлым?)

Заслуживает внимания и следующая параллель, проведенная И. Дейчером, когда он говорит о позиции деятелей культуры в связи с выбором ими определенной политической ориентации. Приверженцы идеалов Великой французской революции, отошедшие в тень с воцарением сбросившего маску республиканца Наполеона, не спешили переметнуться в лагерь князя Меттерниха и его “Священного Союза”, хотя разочарование их было велико, недаром Бетховен, узнав о намерении Бонапарта короноваться, снял посвящение ему своей “Героической Симфонии”. “Как досадно и как позорно, что большинство интеллектуалов, — писал Дейчер, — склонны последовать скорее примеру Уордсворта и Кольриджа, нежели Гете и Шелли”, отказавшихся, каждый по-своему, сделать выбор в пользу реакционнейшего Священного Союза. Если Уордсворты наших дней, по словам Дейчера, были шокированы зрелищем Сталина, “братающегося с Гитлером и Риббентропом, то их, как, например, “Славу” Ростроповича, ничуть не смущает капитулянтская политика нынешних правителей России. И хотя в наши дни не создано новой Eroicas (“Героической”), но страницы, содержавшие посвящения, были, однако же, порваны очень решительно… Да, “Бывали хуже времена, но не было подлей…”

Больной, косноязычный, но облеченный властью старик со злорадной ухмылкой предлагает избранным представителям, “элите” творческой интеллигенции, предать забвению великий период истории Родины, разрушить сооружение, являющееся не только памятником гениальному человеку, революционеру, мыслителю и политику, но и памятником, олицетворяющим целую эпоху в жизни Отечества, — и получает бездумное (если не сказать безумное) согласие и одобрение большинства присутствующих. Вспомнил ли в тот миг кто-нибудь из них, что на счету свердловского секретаря обкома уже есть подобное деяние, а именно — снос печально знаменитого Ипатьевского дома, где нашла свой конец царская семья. Разрушительный зуд “главного строителя” страны горбачевских времен поистине не знает границ.