Газета Завтра 1223 (19 2017) - [25]

Но, по его чрезвычайному разумению, дела наши были так плохи, что "по некоторым данным(?), в первые недели нашествия Сталин взвешивал возможность расширенного издания Брестского договора 1918 года. Он как будто(!) поручил Берии вступить в контакт с немецким послом Шуленбургом. Кое-какие(!) следы этого есть, доказательств пока не обнаружено" (с.395). Как не обнаружено? Господь с вами, секретарь! Есть доказательства, есть! Их дал в своих воспоминаниях "Разведка и Кремль" (М. 1994,1996) известный генерал Павел Судоплатов. Во время войны он был начальником Четвёртого (разведывательно-диверсионного) управления НКВД-НКГБ. Да, было дело, но фигурировал тут вовсе не Шуленбург, который, очевидно, уже укатил в Германию. Павел Анатольевич писал: не в первые недели, а "25 июля 1941 года Берия приказал мне связаться с нашим агентом Стаменовым, болгарским послом, который симпатизировал Советскому Союзу и сотрудничал с нами из чисто патриотических побуждений. Я должен был проинформировать его о слухах в дипломатических кругах Германии и СССР, что возможно мирное завершение войны на основе территориальных уступок". Они встретились в ресторане "Арагви". Имелось в виду, что Стаменов сообщит о разговоре царю Борису, а тот — немцам. Это было ничем иным, как "дезинформационной операцией, рассчитанной на то, чтобы выиграть время и усилить позиции немецких военных и дипломатических кругов, не оставлявших надежд на компромиссное завершение войны" (с.174). А ведь такие среди немцев имелись — от Геринга до Риббентропа, уверявших, что они были против войны.

Но Стаменов, уверенный в победе Советского Союза, как было установлено нашей разведкой, никому о разговоре с Судоплатовым не доложил. И Судоплатов повторяет: да, это было санкционировано Сталиным "с целью забросить дезинформацию противнику с целью выиграть время для концентрации сил и мобилизации резервов" (там же). Как сказано, это известно вот уже почти четверть века, а историк войны Фалин всё гадает на кофейной гуще: "как будто"… "по некоторым данным"… "есть кое-какие следы"… Между прочим, у меня два экземпляра воспоминаний Судоплатова. Могу поделиться, тов. Фалин. Дайте точный адресок. Вышлю.

Если после вопросов общего, государственного характера обратиться к конкретным личностям того времени, к их поступкам и судьбам, делам и манерам, то и тут секретарь не даёт читателю скучать. Так, читаем: "13 июня 41 года адмирал Н. Кузнецов попросил у Сталина разрешения отозвать советские суда из портов Германии. "Хозяин, — записал начальник секретариата Сталина А. Поскрёбышев, — выгнал его вон" (с.229).

Ещё хорошо, что не лягнул. Но, во-первых, Н.Г. Кузнецов был наркомом и главнокомандующим Военно-морского флота, и, естественно, в его ведении находились только военные корабли, много ли их было тогда в портах Германии? А тут — речь о "советских судах" вообще. С какой стати? Во-вторых, А.Н. Поскрёбышев был тогда не начальником секретариата, а личным секретарём Сталина. В-третьих, где это он сделал такую запись? Неизвестно. В-четвёртых, если бы записал, то не назвал бы Сталина "хозяином", это словцо для пущей услады и ликования придумали Радзинский и компания. Ни в одних воспоминаниях никто так Сталина не называет. В-пятых, 13 июня, как свидетельствует журнал посещений кабинета Сталина, приёма у него не было, что дало основание тому же великому прозорливцу Радзинскому заявить, что в этот день Сталин во Львове пил на брудершафт с Гитлером.

Мороз продирает по коже, когда читаешь то, что взбрело на ум Фалину написать о Б. Ванникове, наркоме вооружения, потом — наркоме боеприпасов. Он был ошибочно или по ложному доносу злонамеренно арестован за несколько дней до войны — 7 июня. В июне же, пишет Фалин, когда началась война, "из камеры смертников на Лубянке он был доставлен в кабинет диктатора в Кремле". Что такое камера смертников, он не понимает, но пужает ею. В эту камеру можно угодить только после вынесения смертного приговора, а над Ванниковым никакого суда не было. И в кабинете Сталина он оказался не в июне, а 20 июля, и беседа продолжалась 45 минут, потом — 24 июля, когда беседа продолжалась час с четвертью. На другой день Ванников был освобождён.

А что пишет цековский прозорливец? Сталин потребовал от Ванникова тут же в приёмной составить план эвакуации на восток оборонных предприятий, что было, конечно, совершенно невозможно, и Сталин не мог не понимать это. Но автор уверяет, что Сталин рассчитывал этот план использовать, "и затем пустить Ванникова в расход" (с. 118), то бишь расстрелять. Фалину, видите ли, ведомы даже тайные помыслы и намерения Сталина.

Ну, был ли составлен план, неизвестно. Но мы достоверно знаем, что сразу после освобождения Ванников был назначен заместителем наркома вооружений, а потом — наркомом вооружений, наркомом боеприпасов. Столь же достоверно известно, что в 1942-м, в 1949-м годах, то есть при Сталине он получил две Звезды Героя социалистического труда, а в 1951-м и в 1953-м, опять же при жизни тирана, — Сталинские премии первой степени. В 1954 году получил и третью Звезду. Вот такой "расход". В отличие от многих других комических эпизодов в данном случае указан источник: "Эпизод с Б. Ванниковым сообщен автору И. Ильичевым". А кто это? Ведь тот, который тоже был секретарём ЦК и заведовал Отделом агитации и пропаганды, был вовсе не И., а Леонидом Фёдоровичем. Неужели Фалин просто ошибся с инициалом и имеет в виду всё-таки именно его? Какая жестокость по отношению к покойнику — свалить на него чушь собственного досужего изготовления!