Газета Завтра 1203 (51 2016) - [16]

Ещё одна особенность эпохи Босха заключается в том, что это была особая точка сжатого времени, из которой одновременно видно прошлое и отчасти будущее. Есть аналогия. Космологи предполагают, что воображаемый путешественник в космосе, пересекая шварцшильдовский радиус "чёрной дыры", видит всё будущее своей Вселенной, а затем, по ту сторону "чёрной дыры", видит прошлое другой, новой Вселенной. Но нас-то интересует старая — в данном контексте это Европа позднего Средневековья и раннего Нового времени.

"Длинный XVI век" и был чем-то вроде исторической "чёрной дыры", в которой, словно сдавив настоящее до сингулярности, присутствовали одновременно прошлое и будущее, и особо чувствительные натуры, к которым, безусловно, относился Босх, смогли почувствовать что-то очень важное и отразить это на своих полотнах. Мы живём в эквивалентно-сравнимую эпоху. Нам не дано знать, будет ли XXI век длинным, начавшись в 1991 году разрушением Советского Союза и окончившись где-нибудь в 30-е годы XXII века (привет Стругацким) или же, напротив, окажется коротким, уступив пальму "длинновековости" ХХ и XXII векам (разумеется, если XXII веку суждено состояться). Но что мы несомненно можем констатировать — это нишевое, хроноисторическое сходство эпох. Мы живём на выходе из той эпохи (и системы), у входа в которую творил Босх, а вход и выход, как известно, зеркальны.

В полотнах Босха зашифровано очень много. В них замкнуто упреждающее отражение реальности, упреждающее на уровне эмоций, на уровне интуиции. Босх родился в середине XV века, прожил 50 лет и оказался в XVI веке. За это время была открыта Америка, хлынуло серебро из Мексики. Художник не дожил одного года до Мартина Лютера с его тезисами. Не дожил нескольких лет до страшной крестьянской войны в Германии. Казалось бы, он не застал этих событий, но они словно присутствуют в его произведениях!

Андрей ФЕФЕЛОВ. Вглядываясь в образы ада Иеронима Босха, мы видим фонтаны огня на померкших горизонтах. Под ними скворчит и бряцает вся мировая история, наполненная насилием и войнами. В копошении и битве монстров мы узнаем и наш век. Среди таинственных аллегорий и непостижимой символики явлена сама современность.

Андрей ФУРСОВ. Перекликается всё это и с "Триумфом смерти" Брейгеля-старшего, и с "Четырьмя всадниками апокалипсиса" Дюрера. Ведь, по сути, один из ликов апокалипсиса — война.

Средневековье — эпоха постоянных войн, но то были в основном династические войны. Столетняя война — это не война между "государствами Англией и Францией". Не было тогда таких государств — они в значительной степени родились в огне этой войны, воевали династии по династическому поводу. А вот войны Нового времени, причём с самого начала, с раннего Нового времени, к которому и относится "длинный XVI век", приобрели другой характер.

Во-первых, они стали намного более жестокими — "войнами на уничтожение". Классовый и религиозный накал войн "длинного XVI века" не идёт ни в какое сравнение со средневековыми при всех их жестокостях и эксцессах. Старые правила и старая мораль ушли, а новые не пришли. Моральный вакуум — специфика волкодавьих веков со всеми последствиями.

"Траву ел жук, жука клевала птица, хорёк пил мозг из птичьей головы и страхом перекошенные лица лесных существ смотрели из травы". Эти строки Н. Заболоцкого как нельзя лучше характеризуют психологическую атмосферу третьего западного европейского Темновековья.

Во-вторых, после военной революции XVI века началась профессионализация армий, что резко увеличило уровень и потенциал государственно-организованного насилия, прежде всего по отношению к низам. "Нормализация" ("рутинизация") насилия происходит после окончания "длинного XVI века" — с началом войн капиталов: англо-голландских, англо-французских. В это же время в Англии (с 1707 г. — Великобритании) начинает всерьёз меняться соотношение сил между государством/монархией и капиталом. Более того, капитал начинает создавать монархии как бы от самого себя. Так, задача тесной координации действий и капиталов двух Ост-Индских компаний — английской и голландской — имела своим следствием свержение династии Стюартов (они восходят к Меровингам) и "организацию" новой династии — Оранской; за ней последовали династии мелких, а потому зависимых от Сити немецких князьков. По английскому пути, по сути, (независимо от историчности корней династий) пошли Норвегия, Швеция, Нидерланды, иными словами — протестантская Европа. По сравнению с настоящими великими династиями — Меровингов, Рюриковичей, Гогенштауфенов, Чингизидов — протестантские монархии смотрятся как беспородный новодел. Именно этот комплекс лежит в основе отношения "протестантских" династий к настоящей королевской/царской крови — Sang Royale. Если в одном случае перед нами история и кровь, то во втором это деньги и максимально иудаизированная версия христианства — протестантизм.

Андрей ФЕФЕЛОВ. Как и где выращивали этих гомункулов?

Андрей ФУРСОВ. Их не "выращивали", а сажали на престол. Те же Виндзоры или ганноверская династия автоматически становились зависимыми от Сити. Кстати, до сих пор жив "обряд дома Сити". Английский монарх, например, нынешняя королева, как частное лицо может вполне прийти в Сити. В качестве же королевы она может быть введена туда только мэром Сити. Этот обряд указывает место капиталистической монархии, которая, помимо прочего, становится политическим партнёром бизнеса. Кровь здесь превращается в капитал, как, например, земельная собственность. А вот, например, кровь Рюриковичей или Чингизидов — это не капитал, это субстанция намного более высокого качества.