Газета Завтра 1201 (49 2016) - [27]

Просмотрел блогосферу, оценил основные отзывы, с удивлением обнаружив, что мои наблюдения в патриотических блиндажах уже изложены. В фильме нет идиотов командиров, без причины и по каждому поводу орущих на бойцов Красной Армии, нет садистов-особистов, нет заградотрядов, только того и ждущих, чтобы засадить пулю в спину своему бойцу, а иначе как отстоять рубеж на Истре. В фильме отсутствует пошлятина "ах, любви" и военно-полевого секса, нет понтов и распальцовки уголовщины. Одним словом, нет всего того, что выработала буржуазная пропаганда для оболванивания порабощённого народа на оккупированной территории.

В либеральных СМИ отношение предсказуемое:

— "28 панфиловцев — это не фильм. Это реконструкция, которая перенесена на большой экран";

— "Я не нашел в фильме внятно выписанных героев — их там просто нет. Я не увидел никакой драматургии. Пережить лишние, ничего не несущие диалоги в начале фильма — просто мука";

— "Это вообще худший фильм, который мне довелось посмотреть в своей жизни";

— "У Спилберга хотя бы понятно, почему война не должна повториться никогда, а наши, как ни снимут, всё про то, что главное — за Родину помереть";

— "Насчет мужской психологии — в фильме нет никакой психологии. Психология подразумевает какие-то мыслительные процессы. А герои нашего фильма — самые настоящие ходульные персонажи. Действительно, они не колеблются, они не мечутся. Им вообще чужды любые рефлексии — за редким исключением";

И самый главный разворот — "Это миф, вы всё врете".

Такое вот отношение по обе стороны линии фронта. А что же фильм?

Мы стали очевидцами рождения очень важного и давно ожидаемого культурного явления — нового русского реализма. Новое направление в искусстве заявило о себе кинолентой в самой сложной, самой важной и уязвимой теме — Великой войны. И хотя первый задел уже был заложен белорусским фильмом "Брестская крепость", с такой силой, с такой решимостью новая волна заявила себя впервые. В фильме нет пафоса "Освобождения" и нет политической конъюнктуры "Солдат свободы", но этот фильм превращает в пыль такие фальшивки, как "Сталинград", "Девятая рота" и тем более "Цитадель". Буржуазному кино с его мотыльками, меняющими ход войны, больше нечего сказать.

Новый русский реализм с ходу, без разведки боем обнажил нравственные противоречия политических сил. В спорах о новой культурной волне приходит понимание, что мы разделены, и на территории России, не принимая обоюдную мораль, существуют два общества. В одном на народные деньги снимают "28 панфиловцев", в нём живёт любовь и дружба, а понятия Родины и Отечества наполнены смыслом. В нём казахи те же русские, а когда мы будем защищать Казахстан — все мы будем казахами. В этой, народной России без слов понятно, что дивизия, сформированная в далёком Семиречье, — одна семья, а уходит она для битвы с общим врагом.

Но есть и иная Россия, в ней действует принцип "разделяй и властвуй", в ней подвиг отцов ничего не значит, в ней на казённые деньги снимают фильмы "Сволочи", "Четыре дня в мае" и "Штрафбат", в ней государственные чиновники вешают мемориальные таблички фашистским сателлитам и сносят памятники маршалам Победы. В иной России — всё на продажу, в ней нет понятия долга, но есть выгода. И эти две силы — вновь сошлись у разъезда Дубосеково.

"28 панфиловцев" обесценили все ужимки западной культурной интервенции. Культурные объедки от западной киноиндустрии, которые длительное время являлись мерилом для иной России в представлениях о войне, с появлением новой русской волны оказываются ничтожными. Глядя, как офицер готовит простых мальчишек встречать вражескую технику, как планируют бой офицеры, как деревенские старики смотрят на закат, понимаешь, что это и есть та самая правда войны, а "Спасти рядового Райана" — принципиальная фальшивка, наполненная гнилой моралью и игрушечным представлением о войне нации, которая не воевала. Понимаешь, что в "голливудском реализме" фильма "Ярость" бой между немецким "тигром" и американскими лёгкими танками с лихвой компенсируется традиционным шоу, этаким фальш-боем экипажа подбитого "шермана" и отборного подразделения фашистов. Голливуд не готов выйти за рамки предписанных ему фантазий и пропаганды.

В какой-то момент мне показалось, что авторы фильма не выстояли перед культурной экспансией Запада. В фильме есть ключевая сцена ночного ухода бойцов на боевой рубеж, когда не видно лиц и внимание сосредоточено на голосах. Зритель вслушивается в разговор бойцов, уходящих в вечность. Неожиданно речь заходит о самураях, отстоявших крестьянскую деревню, и "семи пастухах", отстоявших маленький городок на Диком Западе. Понятно, что такого знания фольклорных источников у простых ребят из глубинки быть не могло, а фильм "Семь самураев" и его американская переделка вышли после войны. Лишь в конце фильма, когда на развороченном рубеже, среди груд горящего металла, встают шесть обожжённых боем фигур, шесть победителей, становится понятен замысел автора. Эти шестеро противостояли не ничтожной банде, а военной машине преступного государства. И зрителю совсем не важно, господа из иной России, сколько их было в последнем бою — двадцать или тридцать. Зритель понимает, что для прикрытия оголённого фланга Волоколамского шоссе встала одна рота со стрелковым оружием, без танков и артиллерии. Встала против механизированной дивизии, не отступила и выстояла, и победила. Это рота одержала победу в одном дне Великой войны.