Газета Завтра 1200 (48 2016) - [30]

Считаю, что на такие праздники надо смотреть шире. Как говорил Пушкин: "Целью поэзии является сама поэзия". Так же можно сказать и о поэзии иронической, где поэт смотрит честно, с доброй или саркастической улыбкой прежде всего на себя. Ну, и на окружающую действительность, зорко подмечает её парадоксы и провалы… Первый секретарь Союза писателей России Геннадий Иванов давно хотел побывать в Кстове, на легендарном уже фестивале. Приехал и остался в восторге. Сам он по складу лирик, но тоже задаётся больными вопросами, как, например, в стихотворении, обращённом к автору повести "Прощай, Россия, встретимся в раю" Владимиру Крупину:

"Прощай, Россия, встретимся в раю", —

Конечно, это сказано красиво.

Но я ещё Россию узнаю

Здесь, на земле, как за окошком иву…

"Прощай, Россия, встретимся в раю".

А может, ещё встретимся в бою…

Как встретились тогда на "Баррикадной"

Той осенью, холодной и блокадной.

Конечно, что-то назревает, разлито в раннем морозом воздухе, хотя ни власть, ни прикормленные СМИ, особенно ТВ с сирийско-украинской тематикой, этого не чувствуют. Они считают себя неуязвимыми, незыблемыми, безнаказанными. Как подметил Владимир Дубинский из Нижнего Новгорода:

Не пролезешь, не надейся, друг.

Я уж как старался — ни в какую!

Широку страну мою родную

Грабит слишком узкий тесный круг.

Теперь вот сам премьер-министр Медведев в ступоре оказался: как же это — так откровенно, нагло, у самой Роснефти? Палата №6… Кстати, в альманахе "Русский смех — 16" опубликовано и моё стихотворение "Мантры Улюкаева" с эпиграфом из виршей министра стагнации: "Порадую вас плоскими речами…". Ну, теперь-то только последним словом в суде сможет "порадовать". Но, конечно, я со сцены его не читал — зачем напоминать о ничтожестве? — министры-воры приходят и уходят в небытие, в муть, как написал сам Улюкаев, а поэзия и песня, создатели их — остаются. Вот об этом я и напомнил залу как первый выступающий:

         ПЕСНИ НЕФЁДОВА

         Средь осеннего круженья

         Вспомнят Нижний и Москва,

         Как любил Нефёдов Женя

         Переделывать слова.

         Брал сюжет советских песен,

         Их высокий, чистый пыл

         И с высоких самых кресел,

         Низвергал подонков в пыль.

         Извлекал из пересудов

         И пускал их перлы в ход…

         Он ушёл в ноябрьский сумрак,

         Нет его который год,

         Но живут родные песни,

         Журавли кричат о нём,

         Если помним друга,

         Если

         Песни русские поём!

Кстово—Москва

Апостроф

Апостроф

Роман Раскольников

Николай БОГОЛЮБОВ. Небо над болью. — М., 2016. — 640 с.

Бытует расхожая сентенция: "поэт в России — больше, чем поэт"… Но разве сие справедливо только лишь в отношении России? Но вот, к примеру, с другой оконечности Европы доносится до нас глас поэта национальной революции: "Я верю, что сегодня мы подняли знамя. Теперь мы будем защищать его радостно, поэтически. Некоторые думают, что революционное движение, чтобы его воля была единой, нуждается в рациональной организации; они считают, что надо исключить из пропаганды всё, что может вызвать эмоции, побудить к энергичной деятельности. Какое заблуждение! Никто так не волнует народы, как поэты. Кого не поднимет поэзия, которая разрушает, которая обещает!" (Хосе Антонио Прима де Ривера, "Речь об основании Испанской Фаланги"). Само основанное и возглавленное им движение он именует "поэтическим движением". Поэт в Испании — больше, чем поэт? Да, и в Испании, и вообще в Европе… Мы сталкиваемся здесь с неким "первофеноменом" европейской культуры (прослеживаемым со времён полумифических Орфея и Гомера). В Европейской культуре глубоко укоренён Gestalt поэта как "пророка, вождя и воспитателя". Характерна вышедшая из "Круга Стефана Георге" монография М.Коммереля "Поэт как Вождь в германской классике" (1928). Посему, стремление "глаголом жечь сердца", "волновать народы", пробуждать спящих и наставлять заблуждших — отличительная черта "больше-чем-поэзии" равно в Испании, в Германии, в России… При всей колоссальной разнице меж утончённейшим "национал-декадансом" вышепомянутого Ст. Георге и плакатными, митинговыми строками Николая Боголюбова, их роднит стремление вырваться за рамки l’artpourI’art, быть "больше-чем-поэтами"… Русский поэт Николай Боголюбов, озаглавив полный сборник своих стихов "Небо над болью", так поясняет сие заглавие: "Боль и Небо — это, по большому счёту, всё, что осталось сегодня у тех, кто под самыми разнообразными благовидными предлогами не продал свою душу дьяволу"… Счёт, действительно, архибольшой. Куда больше: хранить верность Небу, не продать душу дьяволу — тут, поистине, "кончается искусство, и дышат Почва и Судьба"!… "Я луч распятой вами Церкви, в ночи убийственных времён", — провозглашает о себе Николай. И здесь не "гордыня", а скорее осознание своей духовной миссии, своего посланничества, кое не повышенный комфорт сулит, но чревато Крестом и Голгофой (и недавнее неправое судилище над поэзией Боголюбова — тому подтверждение).

Не можем не отметить один существеннейший недостаток книги (упоминаем о сём потому, что сей недостаток присущ и всем предыдущим поэтическим сборникам Боголюбова). Это — совершенно бездарное оформление книги. На обложке мы видим какие-то сусальные берёзки под голубеньким небушком, что ни в малейшей мере не коррелирует ни с содержанием, ни с "тонусом" книги. Стихия Боголюбова — огонь: "Огонь Руси сквозь ночь уйдёт в побег", "Бог крестил нас в огненной купели, притяженье тьмы преодолеть" и т.п. — подобными образами переполнены тексты Боголюбова, какие уж тут "берёзки"?! Да и небо Боголюбова — не "голубенькое небушко", а грозовое небо, огненное, чреватое молнией Божиего гнева, попаляющей христоненавистников, "продавших души дьяволу"…