Газета Завтра 1167 (15 2016) - [31]

XX век — эра всепобеждающей подвижности. Ещё Игорь Северянин слагал вирши о «стрёкоте аэропланов», «ветропросвисте экспрессов» и, разумеется, о «беге автомобилей». Автопробеги и соревнования гонщиков — реальность бурного времени. «Полотнища ослепительного света полоскались на дороге. Прах летел из-под колес. Протяжно завывали клаксоны. Ветер метался во все стороны. В минуту всё исчезло, и только долго колебался и прыгал в темноте рубиновый фонарик последней машины. Настоящая жизнь пролетела мимо, радостно трубя и сверкая лаковыми крыльями...». Эпоха вносила свои коррективы не только в транспортный, но и в гендерный вопрос. Женщина за рулём — излюбленная героиня писателей, художников и дизайнеров межвоенного времени. Юрий Пименов пишет хрестоматийный символ новой Москвы (1937) — молодую даму в авто с открытым верхом. Нагретый влажный воздух, ветер в лицо и ясная радость. Имперская столица — пафос площадей, дворцов и автострад. Пронестись по солнечным проспектам — и вырулить на загородное шоссе, в праздное спокойствие летнего дня... На картине Бориса Рыбченкова «Ленинградское шоссе» (1935) — одна из основных магистралей сталинского Метрополиса. Художник ненавязчиво показывает смешение древности и новизны: конструктивистский дом с футуристическими формами и — в дымке — соборные купола. Тем не менее, главные действующие лица — трамваи и троллейбус; люди же — скорее абстрактны и являют собой некое приложение ко всей этой урбанистической поэзии...

«Но будят ночь всё тем же гласом – стальными ровным — поезда!» - констатировал Александр Блок. Пролетающий поезд — это всегда ликующий гвалт, смешанный с грустью и – несбыточностью. Почему ты едешь мимо? Гайдаровские мальчишки, живя на затерянном полустанке, грезят дальними странами и тем блистающим миром, который символизируют поезда дальнего следования. Их же мирок – стабилен, забыт-заснежен и, как им представляется, тускловат. Бытие скорого поезда – это и есть подлинная Жизнь: « Заревёт, разбрасывая искры. Сверкнёт яркими огнями. Как тени, промелькнут в окнах чьи-то лица, цветы на  белых столиках большого вагона-ресторана. Блеснут золотом тяжёлые жёлтые ручки, разноцветные стёкла.Пронесётся белый колпак повара. И никогда, ни разу не останавливался скорый на их маленьком разъезде. Всегда торопится, мчится в какую-то очень далёкую страну – Сибирь… Очень, очень неспокойная жизнь у этого скорого поезда…». ХудожникГеоргий Нисский – сын станционного врача – с детства привык провожать поезда, мечтать о них. Именно он сумел воссоздать ту самую «беспокойную жизнь» скорых поездов. Порыв, гудок, волнение и – желание перемен. Поезда Нисского – это поток ускоряющегося сознания, полёт души в пространстве, ода «К радости», исполненная красками на холсте.

Кроме того, быстрота – залог индустриальной мощи. Неслучайно один из культовых советских романов именовался «Время – вперёд!». Важнейший смысл: надо спешить. «Задержать темпы – это значит отстать. А отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми. Нет, не хотим! Вот почему нельзя нам отставать... Поезд летел…». Нисский сочинял бесконечную сагу о железной дороге. Картина «В пути» (1963), представленная на выставке, характерна для него: здесь и раннее ледяное утро, предвещающее яркий день, и паровоз — синоним скорости, и фигурки людей — всегда такие условные у Нисского. Его любимый герой, железный бог — локомотив. Похожее настроение мы переживаем, глядя на полотно Михаила Аникеева «Последний перегон» (1961): серовато-белёсый фон и —на контрасте – выразительныйкорпус железнодорожной махины.

Однако поезда — это ещё и романтика. В эру Оттепели ехали «…за туманом и за запахом тайги» и считали, что « ЛЭП-500 – непростая линия…». Ироничный интеллектуал, покорявший Хибины в свободное от кибернетики время, противопоставлялся чавкающему обывателю. Куда направляются молодые ребята с картины Александра Дейнеки «Стихи Маяковского» (1955)? В поход или на работу? Здесь мы видим буквально столкновение миров: юных поклонников Маяковского и — парочку хорошо одетых, раскормленных мещан. Дейнека не щадит их — он доводит изображение куркулей до карикатурного гротеска, акцентируя жирные бока, тупость лиц и свиное выражение глаз. На другой чаше весов — светловолосые полубоги в спортивной одежде. Они преувеличенно красивы и напоминают античные изваяния. Маяковский — бич и гнев. Клеймение тех, кто погряз и протух. «Мурло мещанина» и «зады, крепкие, как умывальники» - этоникуда не делось, - говорит нам художник.– Номы их добьём, непременно добьём. Иначе — за что боролись? Зачем — боролись?

«Товарищ пролетарий, садись на самолёт!» - призывал всё тот же поэт-агитатор. Небо – сакрально. Небо – познаваемо. Русское небо – устремлённость в высоту. Это купол храма и шпиль сталинской высотки. Это – ломоносовское откровение: «Открылась бездна, звезд полна, /Звездам числа нет, бездне дна». Вместе с тем – гагаринское«Поехали!».Небо – символ цивилизационного прорыва и человеческих возможностей. Лётчики — небожители, боги света. Девушка-пилот с картины Самуила Адливанкина«Портрет Кати Мельниковой» (1934) — принцесса-грёза энергичных тридцатых. Эра авиации, спорта и разговоров о стратосфере. Из всех радиоточек звучало: «Бросая ввысь свой аппарат послушный, / Или творя невиданный полёт…». Знаменитая модельерша Эльза Скиапарелли, посетив Москву в 1935 году, отметила, что русские поголовно увлечены парашютным спортом. Гайдаровский герой (точнее — антигерой) – начинающий уголовник Юрка– «…бросил школу, а всем врал, что заочно готовится на курсы лётчиков». Потому что это – почётно и достойно. У Юрия Нагибина в его «Чистопрудном цикле» есть рассказ о девочке Жене Румянцевой, которая мечтала о звёздах и стратосфере, но судьба распорядилась иначе: она погибла на войне. Лететь. Взмывать. Увидеть мир с высоты — как на масштабном полотне Бориса Цветкова «Гидроавиация» (1933) — оттенки синего и голубого, небо сливается с водной гладью, превращая обыденный пейзаж в феерию сказочной страны. Такой же фантастический фон возникает на картине Александра Дейнеки «В воздухе» (1932): горы, снег, облака и — самолёт, один на один с природой.