Газета Завтра 1076 (27 2014) - [28]

Но, бывает, случается Буквально одна строка в открытом наугад поэтическом сборнике обрушивает на тебя целые миры давно забытых или даже не испытываемых ранее чувств и переживаний, будоражащих память, фантазию и душу образов. Ты скользишь взглядом по строчкам, и буквально физически ощущаешь, как освобождается слово от коросты сиюминутного и прочно налипшей банальщины. Поэзия открывает нам путь к нашей внутренней музыке, неслышимой в повседневности, а то и иссякшей вообще. Порою же становится горьким воспоминанием об утраченном или не бывшем с тобой никогда

Так поразила меня небольшая книжка молодого поэта Максима Шмырева под непритязательным названием "Стихотворения", где второй раздел - "Времена года" - объединяет короткие зарисовки в прозе не столько состояний природы, сколько движений человеческой души, "зарифмованных" лирическим настроением. И настроение это совсем не благостное, не идиллическое Стихи Шмырева подобны бессоннице, тем крайним ее проявлениям, когда, свободный от довлеющей "злобы дня", ты остаешься наедине с "последними вопросами". У поэта хватает духовной отваги их принять:

Утром перед рассветом,

Весь мир становится тихим

И тогда можно услышать

Шорох иного мира,

Топот иного мира,

Громы иного мира.

Там ангелы и херувимы,

Начала, Престолы, Власти

Радость наполнит сердце

И его остановит счастье.

Многозначная, порою парадоксальная образность, стоицизм перед лицом грозящих бедою трагических обстоятельств времени - эти качества творческого "я" М. Шмырева сближают его стихи с поэзией Николая Гумилева. Возможно, в подобном сродстве поэтов перекликаются эпохи, даря нам иллюзию, что у нас было множество жизней, и одновременно напоминая о бренности земного существования:

Когда все изолгано

И обратилось в прах,

Не строй дома на камне,

Строй на облаках,

Где собираются грозы.

И ожидай, готов,

Преломления неба

Молнией, до краев.

Примечательно, что в сборнике М. Шмырева нет необязательных поэтических высказываний, каждое слово автором тщательно взвешено, но ты не замечаешь этого, увлеченный силой его энергетики. Стихотворения не только входят в сознание, но и неуловимо меняют строй души читателя, дают возможность прикоснуться к обыденному, как к нездешнему так, будто ты сам каким-то внутренним зрением видишь то, что запечатлел поэт. В этом плане весьма характерны стихотворения "Памяти русских броненосцев, погибших при Цусиме" и "Третий Рим", а также потрясающая баллада "Стоя лицом к солнцу" о последних днях Муссолини. Это небольшое произведение по точности и разнообразию деталей, масштабу затронутых тем, по своей философии кажется зерном, в которое заключен огромный исторический роман, написанный очевидцем происходивших событий. А мастерски вплетенный в текст эпизод из "Окаянных дней" Ивана Бунина естественным образом расширяет рамки картины весны 45-го года в Европе до драматических коллизий истории всего ХХ века.

Если попытаться воссоздать духовный облик поэта Максима Шмырева по его стихам, мы увидим личность религиозную, тонко чувствующую хрупкость всего живого (помните, у Л. Толстого в "Казаках" слова Ерошки, обращенные к бабочке, летящей на огонь: ""Куда летишь Сгоришь, дурочка! Вот сюда лети, места много", - приговаривал он нежным голосом."), и, при этом, во всем, даже в малой капле дождя прозревающую связи с вечным, небесным Отечеством. Существует ли это прозрение на уровне веры или творческой интуиции - не суть важно. Главное - поэт вытаскивает читателя из убогой, сжирающей человеческую душу мирской суеты и открывает перед ним необъятные горизонты духовного преображения:

Здесь листопады вниз кружат

Мир удивителен и тонок,

И души с нами говорят,

Как в сновидении, спросонок.

Их голоса в сырой листве

(Летящей между фонарями)

Дубов и кленов. В сентябре

Они садятся рядом с нами.

Их удивляет наш испуг

Непониманье сути тленья:

Включения в чудесный круг

Преображения, превращения.

Как корабли без якорей

Они забыли тяжесть плоти.

Подобно янтарям огней

И каплям меда в добром соте

Они пред Богом предстоят,

И листопад кружит оттуда;

А листья желтые летят

И пешеход идет по чуду.

Я чую, колокол дрожит,

Он дальнего дождя предвестье.

Сентябрь поздний говорит,

И сердце понимает вести.

Как закалялась сталь

Анастасия Белокурова , Илья Малашенков

3 июля 2014 0

Культура

Советский хоккей в фильме "Красная армия"

"Красная армия" (США, Россия; 2014; режиссер - Гейб Польски)

Этой весной Канны заболели хоккеем. Это не значит, что сборная Франции победила в этом виде спорта на сочинской Олимпиаде или команда из этого южного средиземноморского городка вступила в Континентальную хоккейную лигу. Просто в рамках самого престижного кинофестиваля планеты демонстрировался американо-российский документальный фильм "Красная армия". "Казалось бы - где та Франция и где хоккей?" - позднее спросит на пресс-конференции Вячеслав Фетисов, один из лучших игроков в хоккейной истории, чье перечисление титулов в фильме вызывает в кинозалах шквал аплодисментов. Но ведь - интересно. Интересно не только людям, любящим и знающим эту игру. Интересно зрителям от хоккея крайне далеким. Для них имена Скотти Боумена или Владислава Третьяка лишены магической притягательности, а о великой Трагедии (для кого-то - Великой Победы) в Лейк-Плэсиде 1980-го они толком и не слышали. Но интересно, увлекательно и, как бы банально это ни звучало, поучительно. В этом могли убедиться не только зрители Канн, но и москвичи, и гости столицы - "Красная армия" стала фильмом открытия Московского кинофестиваля.