Газета Троицкий Вариант # 45 (19_01_2010) - [23]

о работе Нойолы и др. ( arXiv: 0801.2782 265 ), в которой было показано, что в скоплении Омега Центавра должна находиться массивная черная дыра. Однако новые данные из работы arXiv: 0905.0627 266 говорят о том, что это не так. Используя данные «Хаббла», авторы arXiv: 0905.0627 266 проводят детальный анализ свойств звездного населения скопления. Если Нойола и др. (2008) говорили о черной дыре с массой порядка 40 тыс. солнечных, то новый верхний предел равен 18 тыс. (три сигма). Т.е., по сути, результаты статьи Нойолы и др. (2008) объявлены неверными. По мнению авторов представляемой статьи, это связано с методикой, использовавшейся Нойолой и соавторами. В пределах трех сигма новые данные можно объяснить вообще без дыры, хотя модель с дырой с массой около 8 тыс. солнечных помогает улучшить описание данных.

Параметры частиц темной материи. Зеленая область соответствует разрешенным комбинациям по данным эксперимента DAMA/LIBRA. Черная штриховка показывает параметры, исключенные по данным эксперимента CDMS-II (из статьи arXiv: 0912.3592)

Также мы рассказывали о работе arXiv: 0808.3772 267 , в которой авторы оценили массы для множества карликовых галактик и показали, что есть указания на существование единого нижнего предела масс (порядка нескольких миллионов солнечных). Теперь же авторы свежей работы arXiv: 0910.1348 268 провели переоценку массы для одной из карликовых галактик. Новая оценка почти на порядок ниже. Видимо, это действительно является угрозой сценарию с универсальным нижним пределом.

В конце обзора отметим, что прошлогодний результат коллаборации DAMA/LIBRA по регистрации частиц 269 темной материи находится под сомнением. Свежие данные коллаборации CDMS исключают (в рамках стандартных моделей) практически всю область параметров, защищаемую DAMA/LIBRA.

Сокращенный вариант статьи опубликован в газете « Троицкий вариант — Наука 270» #1 (45) за 2010 год, полный вариант — в « Гранях.Ру 271»

Сергей Попов, Максим Борисов

Воздух свободы

297

298

Значительная часть материалов предновогоднего номера «Троицкого варианта» была посвящена — как бы это помягче выразиться — неприглядностям, имманентно свойственным организационной структуре нашего научного мира. Имманентно — потому, что разные формы безобразий — от умеренных до запредельных — наблюдаются не в одной лишь «Большой Академии», но и в «Акапедии»; как в «главном» нашем университете, так и в федеральных; как в традиционных и, на первый взгляд, «благопристойных» образовательных учреждениях, так и в институциях, задуманных как авангардные.

Nomina sunt odiosa... Хотя еще древние сетовали на «падение нравов», не стоит к этим безобразиям относиться как к погоде. Поэтому вовсе не праздными остаются размышления о том, отчего почти любое новое начинание раньше или позже приобретает у нас черную метку со ветскости?

Несколько лет назад в одном из блогов ЖЖ я наткнулась на текст, который воспроизвожу далее с минимальными сокращениями:

«Я неожиданно смог сформулировать для себя то, что на самом деле отличало Шанинку от всех остальных мест в этом мире, и то, чего мы не замечали, пока учились там, как рыба не замечает воды, в которой она находится, пока ее оттуда не вытащить. Это воздух свободы. Помимо всех прочих заслуг, за которые Теодора носят на руках в Школе, <...> невозможно спорить с одним: он создал в своем университете уникальную атмосферу свободы, в которой, наверное, только и возможно настоящее образование в полном смысле этого слова — не "передача информации из конспекта преподавателя в конспекты студентов, минуя головы тех и других", а настоящее обучение, вернее, учеба.

Принцип академической свободы, выдвинутый Теодором для своего вуза, гласил следующее (не дословно, но суть такова): университет не вмешивается в деятельность факультета, факультет не вмешивается в деятельность кафедр, а кафедра не вмешивается в деятельность отдельных преподавателей. То есть если взять начало и конец этой цепочки, то никто в стенах учебного заведения не имеет права указывать преподавателю, что именно ему говорить на лекциях. Только он сам может определять трактовку своего предмета. Причем тогда, в Шанинке, это было (или, во всяком случае, казалось) до такой степени естественным и органичным, что в первом прочтении даже не вызвало никаких особых эмоций.

Было непонятно, чего они так носятся с этой своей свободой, делов-то... Хотя на самом деле сложно представить себе более революционную и крамольную идею, и в первую очередь для учебного заведения. Как это кафедра не вмешивается в деятельность преподавателя?! Как можно не контролировать то, что звучит в аудиториях? А вдруг там ахинея страшенная читается, подрывающая основы всего и вся? (На ум автоматически приходят <...> ненавязчивые «посещения» лекций деканом после «сигнала» от одного из студентов о том, что преподавательница терпимо относится к идее развода.)

В принципе непонятно, как может существовать такое учебное заведение — без руля и ветрил. А на поверку оказалось, что именно этот принцип, положенный в основу образовательного (нет, все-таки учебного, или, скорее,