Газета "Своими Именами" №46 от 13.11.2012 - [19]

Не нюхавшие пороха ельциноиды-«богоизбранцы» с редкостным, ветхозаветным иезуитством, не зная отпора от нянькающейся с ними власти, выдают на-гора очередную русофобскую, славянофобскую похабень. Обозреватель «Новой газеты» Леонид Никитинский в первых рядах этих «страдальцев за правду». За какую же? О чём базар-то? В предисловии к размышлизму «Охотник на палачей» даётся справочка: «Нынешние люди Германии — совершенно новые, в отличие от «новых русских», которые более архаичны. Для этого пришлось пройти через долгое и болезненное переосмысление прошлого, чего в России и не было сделано».

Ловконько? Как данный либерал-прогрессист превращает весь российский народ в некую биомассу под брендом «новые русские»? С расчётцем на патологическую забывчивость советских людей? Именно советских, которым преступная орда «рыночников» решила уже в конце восьмидесятых в своих СМИ отказать в праве на честь и совесть.

И теперь, когда «народовластие» березовских-абрамовичей-вексельбергов-потаниных-чубайсов вызывает в нашем народе гневную ненависть, самые прозорливые, мудрые евреи пробуют объяснить своим единокровникам, что надо бы окоротиться. Вот и раввин Михаил Френкель о том же («Завтра»): «…Нельзя достичь настоящей дружбы между двумя нашими народами, не пройдя сквозь очищающие воды покаяния за грехи. Мой народ, гонимый и страдавший тысячелетиями, горевший всю свою историю как неопалимая купина, постоянно требует раскаяния и покаяния от тех народов, которые совершали преступления против него. Мы стоим, как вечный обвинитель и прокурор, изобличая немцев, украинцев, поляков, венгров, англичан, испанцев, португальцев, арабов и многих других за несправедливые изгнания, погромы, террор и дискриминацию. Однако сами мы, к сожалению, очень не любим признавать свои преступления и грехи по отношению к другим народам. Я хочу в это особенное время покаяться и попросить прощения за тех представителей моего народа, которые своими преступлениями и мерзостью замарали не только себя, но и свой народ, т.к. каждый еврей воспринимается миром не только как индивидуум, но и как посол и представитель всего своего народа…

Россия стала прибежищем и приютом для стольких народов, включая и еврейский народ, но почему-то многие либеральные журналисты не поймут, что нельзя, будучи гостем, устраивать переворот в прекрасном и гостеприимном доме, давшем тебе хлеб, крышу над головой, все мыслимые и немыслимые блага…»

Однако Л. Никитинский с бесстрашием «образованца» запросто упраздняет в своём речитативе такое понятие, как «нация»: мол, то, что до сих пор называлось нациями или историческими государствами, — это, в общем, чепуха, «не имеющая самостоятельного значения вне общечеловеческого контекста». То есть ежели гуманисты-американосы разбивают югославских, иракских, ливийских детей и стариков в кровавый прах, ежели не менее гуманная «израиловка» в ряду своих достижений числит резню в Сабре и Шатиле, ежели ельциноидная дерьмократь захлестнула страну террористическими-националистическими разборками, — то, стало быть, тут и я виновата, и почтальонша тётя Вера с тремя её ребятишками, у которой дед в Великую Отечественную погиб, а мужа зарезали «толерантные» выходцы с окраины Советского Союза?

Даже не поперхнувшись, Л. Никитинский выводит: «То есть преступления нацистов — это и наши преступления, так же как преступления сталинистов — это не преступления НКВД перед мнимыми троцкистами и др., а общечеловеческая проблема».

«Мнимый троцкизм…» в вариации: «Нам же интересно не то, как Германия заболела безумием, а то, как она сумела выздороветь…» Это почему же, родимец, существеннейшее не интересно? Мне довелось бывать в ГДР трижды. Первый раз в 1981 году в связи с выходом первой повести на немецком. И во все эти разы встречалась и беседовала с очень многими немцами. И вот что вызнала: как и любое сообщество, нация, немцы что-то говорят, а что-то держат в уме. И там, где у них присутствует в рассуждениях «принятое», — это одно. А подспудно — совсем-совсем другое. И меня поразило, что на самом видном месте у моего знакомого в Веймаре висит портрет офицера вермахта в полной форме. Это его родственник, и он – вообразите себе! — им гордится! И со мной один на один: «Гитлер зря решил воевать с русскими. Но этот мой брат воевал как положено — храбро. И погиб».

Ещё штришок: молодой полицейский, которого я попросила показать дорогу к имперской канцелярии, тотчас забыл русский язык и сделал вид, будто не знает, чего я от него хочу. То есть вовсе неоднозначно, не по лекалам никитинских-шустеров оценивают, скажем так, «отдельно взятые» немцы свою историю.

Но самое меня поразившее в центре Берлина — это мой нечаянный разговор в кафе неподалёку от Александерплац. Он, бывший солдат вермахта, с неожиданной благожелательностью обрадовал меня готовностью поговорить о русской доброте, которой не уставал удивляться, пока был в нашем плену. Подчёркивал: «Я русским доверяю». Спросила: «А кому ж не доверяете?» Мы уже вышли из кафе и вот-вот должны были расстаться. Помедлил и ответил жёстко: «Евреям».