Газета "Своими Именами" №43 от 23.10.2012 - [42]

- Дык у нас там Путин новые благоденствия - и тебе до восемнадцатого, и тебе до тридцатого, а то и до пятидесятого года - пообещал! Насчёт жилья, насчёт пенсий и зарплат, насчёт борьбы с криминалом – да кучу всего!

- Новые благоденствия наобещал? Вот те раз! А мы ещё со старых обещаний всех умерших оформить и разместить не успели!

* * *

- Ф-фу, ну и запах! – поморщился св. Пётр. – Кто есть толкущиеся у врат рая? Это ж вы откуда такие?!

- Из России, - хором ответили души. – Чуешь: процветаем, однако…

* * *

Пришёл утром св. Пётр к вратам, а там всё вокруг мусором, пакетами, бутылками и огрызками завалено.

- Ой, что это такое?!

- Да россияне… - ответил подвернувшийся ангел. – Они ж и у себя никогда мешки с мусором до баков не доносили, швыряли где попало! Свободное, понимаешь, поколение!

* * *

Вопросил Господь:

- А ты чему радуешься, Иуда?

- Да как же – компания-то мне какая подбирается! Ельцин, Гайдар, Собчак, Солженицын… А там ещё сколько на очереди – и все свои, все свои!..

* * *

Заглянул св. Пётр в небесную канцелярию:

- Как дела, как работа?

- Ударно, с опережением! На много лет вперёд всем россиянам, чтоб потом время не тратить, райские билеты уже оформили и до нужного часа на хранение положили!

- Молодцы! Только Марку Захарову лучше б не выписывали, бесполезно. Он же сперва этот билет выпрашивать станет, всемерно благодарить будет, а потом возьмёт его и по своему обыкновению сожжёт к чертям собачьим!

* * *

Предстал Ельцин перед Богом. Тот спросил:

-Чист ли предстаёшь?

-Чист, конечно чист! Ну, честносло, понимашь, ничего такого за душой нет!

-О-хо-хонюшки... Да у тебя за душой и при жизни-то ничего не было! Ни такого, ни эдакого…

* * *

Едва успел св. Пётр со товарищи от ворот рая отскочить – толпа чиновников эти ворота снесла и дальше покатилась.

- Что, что это такое?!

- Посторонись, дедуль, не путайся под ногами – тут скоростная платная трасса Москва – Петербург проложена будет!

* * *

- Поздравляю! – с иронией сказал св. Пётр году этак в 2050-м самому Господу. – К нам Владимир Евгеньевич поступил!

- Ой, кто это?!

- Да Чуров.

- Ну поступил и поступил. Отчего б такой сарказм-то?

- Да, Господи! Во-первых, он же сразу перевыборы Тебя затеял. А во-вторых, судя по первым итогам, по сравнению с другими кандидатами на святость, которые из «Единой России», Ты у него голосов-то очень мало набираешь…

* * *

Играют ангелы в домино. Выпадает «шесть-шесть», кричат – «Баян!», выпадает «один-один», кричат – «Футбол!», выпадает «три-три», кричат – «Дырка!», выпадает «пять-пять», кричат - «Отличник!»…

А если выпадает костяшка «пусто-пусто», они тихо объявляют – «Россия…»

Евгений Обухов

О ЛИРИКЕ

Может быть, оттого, что на городском бульваре по вечерам беспредметно и необоснованно пряно запахли левкои, может быть, оттого, что ветер с моря прилетал в город, как задорная песня о молодости и удаче, а может быть, и оттого, что в Замойск пришли журналы из центра с горячими статьями об искусстве, – редактор «Замойского катушечника» сказал поэту Васе Грибакину, посмотрев куда-то в сторону:

– Можете написать что-нибудь этакое?..

– Какое? – испуганно спросил Вася, опасаясь срочного заказа истории коммунального ассенизационного обоза в бодрящих певучих стихах для очередного номера.

– Ну, вот такое, – с трудом выдавил из себя редактор, – лирическое…

От неожиданности в Васиных руках распалась уже готовая самокрутка. Уже около двух лет тайком от неумолимой замойской общественности Вася писал лирические стихи. Он писал о летчике, который потерял мистицизм, в первый раз врезавшись в облака, о комсомолке, обсадившей цветами ясли, о старике, плакавшем под песни молодежи. Но так как в стихах не было ни точных цифр о средней яйценоскости в Замойском районе, ни конкретных цитат о конском поголовье в уезде, то с каждым новым стихотворением Вася чувствовал себя, как закоренелый преступник. И вдруг сам редактор «Замойского катушечника», уныло посасывая левый кончик бороды, открыл шлюз Васиной души.

– Ну, что же, можете?

– Могу, – робко уронил Вася. – А насчет чего лирическое: насчет союза швейников или, наоборот, насчет борьбы с малярией?

– Обыкновенное, – сухо отрезал редактор, – с любовью. Со звездами. Со скамейкой, с птицами и вообще. Завтра принесите подробный план. Одобрим – пишите.

Целую ночь Вася сидел у себя за перегородкой и набрасывал план лирического стихотворения. В голове, как вспугнутые воробьи, мелькали отдельные строки, луна наседала на тюльпаны, соловей мешался со скамейкой, волна догоняла затаенный вздох. Но над всем, как утюг на веревочке, висело директорское распоряжение о плане, и, сдерживая необузданные взлеты творчества, Вася писал на листке из блокнотика аккуратные, пронумерованные строчки плана:

1. Сидение на скамье.

2. Смотрение на луну.

3. Нюхание цветов.

4. Держание за руку.

5. Говорение слов.

6. Любовь как таковая.

7. «И ты ушла, и я ушел, и оба мы ушли».

На другой день редактор недовольно и кисло смотрел на Васю Грибакина и вертел в руках представленный ему план, делая на нем пометки большим синим, тупо очинённым карандашом.

– Вот вы пишете: «Сидение на скамье». Так. Скамью, конечно, в искусстве можно ввести, не протестую, но кто именно на ней сидит?