Газета "Своими Именами" №39 от 25.09.2012 - [29]

Взор не отрывается от карты и приходит решение… Ведь к России – к самому её сердцу, столице, можно подобраться не только по суше. С двух сторон обращённую к Европе часть Российской империи омывают моря. Чёрное море не в счёт, зато есть Балтика, ведь можно считать, что всё южное побережье Балтики вплоть до российских границ вполне покорно императору французов. И как это ни странно, заключает Бонапарт, но лучшая дорога в Россию – по морю.

Постепенно в голове Наполеона начинает складываться план: главный удар по России нацелить через Ригу на Петербург. Замысел быстро облекается в чёткую форму – сильная флотилия должна отправиться на Балтийское море. Но вход туда заграждает британский флот, к которому в случае войны присоединится и русская эскадра. Но ведь есть и потайная дорожка – старинный судоходный канал, соединяющий низовье Эльбы с нижним течением реки Траве, впадающей в Балтийское море (у порта Любек). Этот канал называют то Гольштинским, то Шлезвигским. Глубоко сидящие океанские корабли по нему не пройдут, зато вполне пригодны для такой цели канонерские лодки…

Итак, снова звучит «канонерские лодки». В действенность обычных по тому времени малых боевых кораблей и прежде всего канонерских лодок Наполеон уверовал твёрдо: ведь на его глазах небольшие, на вид утлые судёнышки беспрепятственно сновали вдоль французского побережья по мелководью, буквально под самым носом у ощетинившихся пушками трёхдечных гигантов с «Юнион Джеком» на гафеле. А посылаемые против них английские бриги канонерки попросту топили залпами своих орудий. И это происходило и до, и после Трафальгарской би-твы, когда остатки французского флота открытого моря не смели показаться из надёжно укрытых гаваней.

Теперь, думая о решающем стол-кновении с Россией, император снова и снова вспоминал Булонь, где собирались войска для высадки в Англию, и от которой он отказался, и те свидетельства боевой ценности гребных судов, которые он там получил.

Провал морского варианта русской кампании

В политике, как и на войне, не редкость обходные, потайные пути.

Корысть и шпионаж - два порока с древнейших времён. Чиновники продали замысел императора за золото. Достоверность информации подтверждалась и другими источниками.

План балтийского похода не мог не стать известным в Стокгольме. Шведский министр иностранных дел барон Энгестром познакомил с ним российского посла. Депеша об этом была получена в Петербурге 2 марта 1812 года. Ответные меры последовали незамедлительно. Уже 10 марта последовало распоряжение Балтийскому флоту привести в боевую готовность все 236 имевшихся в его составе канонерских лодок. Кроме того, было дано указание на строительство ещё 60, которые были бы «безопасны для переходу морем с десантными войсками, имея в прочем надлежащее совершенство». Подрядчики – петербургские купцы Мижуев и Красниковский – хотя и с небольшим опозданием, справились с трудным заданием, за что были удостоены «высочайшего благоволения». Теперь французам, решись они выполнить свой коварный план, противостояло, не считая других судов гребного флота, 296 русских канонерских лодок, не менее совершенных, чем французские, а главное – с отважными экипажами. Опыт недавних десятилетий убеждал, что на море русские не менее грозны, чем на суше.

От первоначального плана кампании Наполеону пришлось отказаться с глубоким сожалением. Сожалеть было о чём: ведь если бы удалось осуществить переход гребной флотилии по Балтике, то под угрозой непосредственного удара оказалась бы столица Российской империи, а это немаловажно. Кроме того, морские коммуникации сняли бы заботы об обеспечении тыла, об устройстве складов военного снаряжения и продовольствия, придали корпусам «Великой армии» большую подвижность. Однако, сведения, что русские заблаговременно привели в состояние боевой готовности Балтийский флот, заставили Наполеона спешно изменить первоначальный план.

Речи уже не могло идти о возможном столкновении с русскими моряками при численном равенстве сил, а скорее всего, даже при их превосходстве, ибо помимо гребных судов французам пришлось бы иметь дело с линейными силами флота, которые, несмотря на недальновидную морскую политику Александра I - «России нельзя быть в числе первенствующих морских держав, да в том ни надобности, ни пользы не представляется», были весьма внушительными. И хотя на мелководье и в штиль действия парусных эскадр были стеснены, но оставался гребной, москитный флот, не боящийся таких трудностей. А потом, хорошо знакомые с прилегающими к их Отечеству берегами, русские моряки легко отыскали бы возле них такие места, где бортовые залпы их кораблей и фрегатов разметали бы в клочья наполеоновскую армаду.

Но окончательно от этого плана Наполеон не спешил отказываться. Рига оставалась ключом к русской столице.

Оборона Риги

Узнав, что морская дорога в Россию прочно закрыта принятыми морским штабом русских мерами, Наполеон постарался скрыть свою досаду. Он даже постарался убедить своих приближённых, что рад этому, пустив такую фразу: «Взяв Киев, я держал бы Россию за ноги, захватив Петербург, я взял бы её за голову. Но заняв Москву, я поражу её в самое сердце»