Газета "Своими Именами" №33 от 13.08.2013 - [2]
- Что было после? Когда стало известно, что Горбачёв - предатель и что у нас наступило царство демократии?
- Я то время даже не очень хорошо помню. Когда папу арестовали, все эти полтора года были как в каком-то тумане.
- Его же сразу арестовали?
- Да, его арестовали 21 августа. Всё как положено – пришли ночью, сказали: «Собирайтесь, Вы арестованы». Он был, естественно, к этому уже готов, пошел в спальню за вещами. Они побежали за ним, а он засмеялся: «Вы что думаете, я стреляться буду?». Мама тогда заняла очень активную позицию. На нас буквально все орали: «Вы вредите, мешаете, вы сейчас должны быть тише воды». Причём это нам говорили адвокаты, что мы неправильно себя ведем. Но вокруг мамы сплотились, собрались все жены гэкачепистов, и постоянно были какие-то пресс-конференции, мы все вместе ходили к тюрьме, ходили на митинги. Папа писал: «Пожалуйста, не надо, я вас прошу». Он за меня очень беспокоился, когда услышал по радио, что выступаю на Всенародном Вече и читаю своё стихотворение.
- Какое?
- «Матросская тишина», посвящённое отцу.
И он когда услышал это стихотворение, то написал маме: «Не пускай её никуда, что вообще происходит?» Но нас было просто не удержать. И нам потом сказали, что это только и спасло – то, что мы подняли шум и что был очень широкий общественный резонанс.
- Было ли какое-то давление на тебя, после того как твои сокурсники, друзья узнали, что ты – дочь того самого Шенина - «врага демократии» и путчиста? Отвернулись?
- Нет, никто. Наоборот, все очень поддерживали, относились с большим пониманием. Однокурсники, конечно, были в шоке, когда узнали, что я дочь Шенина, но я ни разу не столкнулась с каким-то негативом. А уж когда мы на суд ходили, то меня туда провожали буквально всем курсом.
- Язов, Крючков да и другие писали покаянные письма.
- Да, только двое ничего не стали писать – это отец и Валентин Варенников. И потом нам уже сказали, что они двое – единственные, которые не «закладывали» никого. Остальные валили друг на друга со страшной силой: «он меня уговорил, а он меня заставил…». Отец же сказал прямо: «Да, это организовал я».
- Он же формально не входил в состав ГКЧП?
- Да, он не входил, но он был идеологом ГКЧП. Он и тогда считался и до сих пор считается его организатором.
- В 93-м их всех освободили по амнистии.
- Да, и после этого практически сразу случились события вокруг Белого дома.
- Он каким вышел из тюрьмы?
- Больным. Он перенес там рак щитовидной железы. Лежал в госпитале МВД на Октябрьском поле, ещё будучи заключенным, под охраной. Его охранял Ростовский ОМОН. Эти ребята потом к нам домой приезжали, они отца просто полюбили и очень тепло к нему относились. И там, в госпитале, врачи ему вырезали эту опухоль. Он вошел в тюрьму молодым мужчиной, а вышел очень больным человеком, с колоссальным дефицитом веса, хотя когда мы приходили к нему на свидание, он нам говорил, что занимается спортом, это было поначалу. Ну а когда он заболел, то уже не до спорта было.
- Какой настрой у него был после тюрьмы? Он же фактически вышел в другую страну.
- У него был один настрой: бороться за воссоединение республик, за воссоздание Советского Союза. Это для него стало идеей-фикс, и он никакого другого дела для себя не представлял.
- Шенин за несколько дней до октябрьских событий 93-го создал свою партию. Какое участие он принимал в тех событиях?
- Он ещё был болен. Естественно, поддержал Верховный Совет, но у него было очень скептическое отношение к Хасбулатову как руководителю восстания. Он поддерживал то, что происходит, но с такими людьми, как Хасбулатов и Руцкой, он не хотел иметь ничего общего. Это были те люди, которые привели Ельцина к власти, и именно они посадили отца в тюрьму. Я думаю, что именно поэтому он не пошел в Белый Дом. Потому что он очень не любил людей, которые мечутся туда-сюда.
- Хорошо, давай о президентских выборах 1996 года. Есть кандидат в президенты – Геннадий Зюганов, и Олег Шенин его поддерживает. Он действительно верил, что Геннадий Андреевич спасёт страну?
- Нет, конечно, он в это не верил, но считал, что они находятся по одну сторону баррикад. И верил, что каким бы ни был человек, но если он коммунист, то в наше время это достойно того, чтобы с ним объединиться. Но у меня от Зюганова осталось такое впечатление… Ты знаешь, когда отец сидел в тюрьме – никто не боялся и не стеснялся с нами общаться, встречаться. Кроме Зюганова. Отец оттуда написал ему письмо, передал через маму. Она ему позвонила, а он – «Встречаемся там-то, тогда-то и чтобы никто не знал». Конспиратор.
-Это какой был год?
- Это 91-й. Причём тогда никто не боялся. Тогда отвалилась вся старая компания, которая была, которая его окружала, и появилось огромное количество новых людей. И очень многие его поддерживали. В том числе журналисты, даже демократически настроенные. Меня в 92-м позвали на «Эхо Москвы», час разговаривали.
- О чём?
- О семье, о папе. А в прошлом году, когда была эта ужасная передача «Исторический процесс», где Кургинян с Млечиным дрались по поводу ГКЧП, моя мама встретила Венедиктова, и он ей сказал: «
