Газета "Своими Именами" №22 от 29.05.2012 - [29]

Газета “Голос Варшавский” торжествовала по этому поводу: “Уничтожив храм, мы тем самым доказали своё превосходство над Россией, свою правоту над нею”.

На оккупированных ею землях, так называемых “всходных кресах”, населённых украинцами и белорусами, Польша проводила политику унижения и беспощадного подавления прав местного населения. Так, если в 1919 году в Западной Белоруссии было 400 национальных школ, то уже в 1921 году осталось 37. С 1921 по 1936 год католики и униаты отобрали у православных общин 288 храмов, 7 монастырей, 133 православные церкви были закрыты. По-польски звучали православные проповеди, преподавался Закон Божий.

Не желавшие мириться с насильственной колонизацией украинцы и белорусы в одном лишь 1922 году 878 раз выступали против шляхетского засилья. В связи с чем крупнейшая польская газета “Речь Посполитая” писала: “Если в продолжении нескольких лет не будет перемены, то мы будем иметь там, на восточных кресах, всеобщее вооруженное восстание. Если не утопим его в крови, то оно оторвет от нас несколько провинций. На восстание есть виселица, больше ничего. На всё тамошнее белорусское население должен упасть ужас, от которого в его жилах застынет кровь”.

И у тех, кто был помещён в польский концлагерь Береза Картузская — провозвестник Освенцима и Треблинки — она и впрямь стыла.

Помнят ли обо всем этом сегодняшние украинские, белорусские, русские и иные изобличители советского империализма и тоталитаризма?

Используя эти пугала, Польша двадцатых годов сколачивала “оборонительные” блоки с Румынией, Венгрией, с балтийскими странами, но при этом преследовала свою собственную цель — воссоздать великопольское государство “от моря до моря”. В разработках польских стратегов прямо указывалось: “Расчленение России лежит в основе польских государственных интересов на Востоке”, а сам глава польского государства Ю. Пилсудский заявлял, что когда падёт Москва, он прикажет на стенах Кремля крупно написать: “Говорить по-русски запрещается”.

Особая статья — шашни Польши той поры с Гитлером. Уже в январе 1934 года польские лидеры подписали с нацистами пакт о дружбе и ненападении, стали представлять Германию в Лиге наций, поддержали все акции Гитлера: захват Саара, ввод войск в Рейнскую область, участие в Гражданской войне в Испании, аншлюс Австрии.

Польско-германские отношения становились настолько тесными, что соратник Ю. Пилсудского В. Студницкий в изданной весной 1935 года книге “Польша в европейской политической системе” так обрисовал их будущее: “Польша и Германия могут образовать основу прочного среднеевропейского блока... Германия заняла в нём первое место, а второе место принадлежало бы Польше”.

К высшей точке своего единения обе страны подошли в сентябре 1938 года, во время Судетского кризиса в отношениях между Германией и Чехословакией, завершившегося печально известным Мюнхенским соглашением, по которому Запад сдал Гитлеру Чехословакию.

Ещё недавно россиянин, воспитанный в духе советского прекраснодушия, мог спросить: “А Польша-то тут при чём?”.

А при том, что параллельно с Судетским кризисом разразился другой — Тешинский кризис, в ходе которого поляки небольшого региона Тешин на севере Чехословакии стали требовать передать его Польше, которая тут же предъявила чехам ультиматум, подкрепив его рядом военных провокаций на чехословацкий территории.

Как реагировал Советский Союз на это, видно из заголовков «Правды» тех дней. 24 сентября 1938 года: «Польские фашисты готовят путч в Тешинской Силезиии». 27 сентября: «Безудержная наглость польских фашистов». 28 сентября: «Провокации польских фашистов». 30 сентября: «Провокации агрессоров не прекращаются».

Прага вынуждена была уступить силе. В результате Польша заполучила область, где проживало 80 тысяч поляков и 120 тысяч чехов. К польскому промышленному потенциалу добавился 41 процент выплавки чугуна и 47 процентов стали.

У. Черчилль оценил это так: “Польша с жадностью гиены приняла участие в ограблении и уничтожении чехословацкого государства”.

Польский же триумф по поводу «тешинской победы» был неописуем. «Открытая пе-ред нами дорога к державной, руководящей роли в нашей части Европы требует в ближайшее время огромных усилий и разрешения неимоверно трудных задач», - писала «Газета По-льска». Польский посол в Париже Ю. Лу-касевич выпустил книгу «Польша - это держава», в которой зая-влял: «Тешинская победа - это новый этап исторического похода Польши Пилсудского во всё лучшее, хотя, может быть, и нелёгкое будущее».

В январе следующего, 1939 года Гитлер обсуждал польско-германские отношения с главой польского внешнеполитического ведомства Ю. Беком, которого заверил, что существует «единство интересов Германии и Польши в отношении Советского Союза» и что «каждая использованная против СССР польская дивизия означает экономию одной немецкой дивизии».

Об истинной цене этих заверений определённо высказался германский военный атташе в Москве Э. Кестринг: “Польша является той клячей, которую Германия впрягла в свою упряжь на время”. А Геббельс отметил в своём дневнике: «Мнение фюрера о поляках уничтожающее. Скорее звери, чем люди. Тупые и аморфные». Уже весной того же, 1939 года рейх предъявил претензии на часть балтийского побережья Польши, наметив проложить здесь транспортный коридор между основной Германией и Восточной Пруссией. Поляки решили, что это уже слишком. На что немцы ответили расторжением польско-германского пакта о дружбе и ненападении и стали готовиться к военному решению вопроса.