Гайджин - [48]

— И что?

— Мы раскланивались, и все. Я думаю, он знал, что я в игре: Иначе что бы я делала на этих приемах, устраиваемых людьми из спецслужб? Одно я знаю наверняка: наш мистер Ким не хотел, чтобы его увидели с де Джонгом. Он повернулся ко мне спиной, пытаясь сделать вид, что он меня не узнал, что его вроде там и нет.

Она увидела, что на лице Саймона появилось выражение: каш мистер Ким не единственный, кого там не было.

— Пытался дозвониться до тебя, когда вернулся из Японии, — сказал он.

— Я была в Лос-Анджелесе.

— Как поживает леди?

— Какая леди?

Саймон прихлебнул чай и ничего не сказал.

Немного погодя Алекс сказала:

— Я просто хотела справиться о ней, и все.

Саймон посмотрел на нее.

— Знаешь, что я думаю? Я думаю, что ты работаешь над какой-то маленькой схемой, включающей в себя этого старикашку в парке и леди, к которой ты летала на самолете повидаться.

— Миссис Оскар Коль, жена датского бизнесмена.

— За исключением одного: он не датчанин. А его жена была подружкой де Джонга. Сделай мне одолжение, будь так любезна, не нужно больше игрушек. Зачем ты летала в Лос-Анджелес?

— Увидеть Касуми, а ты что подумал?

— Почему нельзя было позвонить по телефону?

— Я хотела видеть ее лицо, когда задам ей вопрос.

Саймон допил свой чай.

— Сгораю от желания узнать, о чем ты ее спросила.

— Не получала ли она каких-нибудь известий от де Джонга?

— И она ответила...

— Она ответила, что это странный вопрос: всем известно, что он уже давно умер.

— Надо же! И ты ей поверила?

— Конечно, да. Ничто не могло бы помешать им быть вместе. Она тут же полетела бы к нему быстрее пули из ружья, знай, где его искать, и наоборот.

— Верю тебе на слово.

Алекс полезла в свою сумку и вытащила на свет Божий свое главное блюдо.

— Боже, — сказал Саймон. — Я так и знал.

Алекс держала в руках дневник Касуми, который он видел и выдержки из которого слышал столько раз, что уже и не помнил, сколько.

— Практически почти все страницы истерлись, — сказала она. — Но, часто читая его, я почти что выучила наизусть эту чертову штуковину.

— Я знаю, я знаю.

— Мой японский, конечно, не так хорош, как был когда-то. Да, что я еще хотела сказать? Перед тем, как вылететь с Гавайев, я проверила некоторые страницы с Полом.

— Господи, ты и его втягиваешь в это?

— Он был рад помочь мне, поверь. Он подтвердил мою первоначальную интерпретацию. Де Джонг дал клятву Касуми, что привезет прядь ее волос в Японию, если она умрет за границей. Она прибегла к этому, потому что не хотела быть похороненной на чужбине. Хочешь услышать и остальное?

Саймон вернулся к своей пустой чашке.

— Сгораю от нетерпения.

— Миссис Оскар Коль, Касуми, умирает.

Саймон поднял глаза на мать.

— Плохое сердце, — сказала Алекс. — Может умереть в любое время. Несколько недель, пара месяцев — самое большое. Я разговаривала с ее доктором.

Глаза Саймона были полузакрыты: он пытался все увязать вместе.

— Ну, что ж, посмотрим. Во-первых, ты пытаешься найти этого парня, как ты говоришь, де Джонга. Потом ты даешь ему возможность узнать, что его подружка все еще жива. Он едет: «Ах! Я дал ей это обещание сорок лет назад», или что-то в этом роде, но он приезжает в Лос-Анджелес и бежит скорее отрезать прядь ее волос, чтобы отвезти ее в Японию. Ну как?

— Давай, продолжай.

Он отодвинул стоявшую перед ним чашку.

— А когда он появляется, ты его уже поджидаешь, не так ли?

— Чтобы убить его.

Саймон отвел взгляд в сторону.

— Месть истинной патриотки. Неожиданная встреча.

Это было обидно. Вряд ли кому понравится, когда собственный сын считает, что у тебя не хватает шариков. Но этот англичанин был тенью, которая никак не хотела исчезать. И Алекс не могла избавиться от чувства вины в гибели ее агентурной группы тридцать восемь лет назад. Черт бы его побрал! Не месть, дорогой мой сыночек, а справедливость — единственная надежда тех, кто страдал.

Она размышляла: «Он придет за мной. Наверняка, это мелкое дерьмо придет за мной. Я видела это в его лице. Он обязательно придет».

Она могла бы привести Саймону и другие аргументы и подкрепить их, но это привело бы только к противопоставлению ее войны его войне, как то уже случалось, и не раз. Ее война была необходимой войной, она поддерживалась миром и пониманием в тылу: все, стиснув зубы, делали все от них зависящее и в тылу, и на фронте.

Вьетнам, война Саймона, была лошадкой совсем другого цвета. Беспорядки в тылу и ставящие в тупик, некомпетентные, безответственные действия на фронте. Не говоря уже о продажных политиканах Южного Вьетнама. Саймон, как и многие другие, вернулся из Нама совсем не в настроении говорить о патриотизме.

Алекс до головной боли спорила с Саймоном о Боге, стране и, конечно же, Джоне Уэйне, с которым она встречалась и которым восхищалась. Когда шум и крики спора стихали, выяснялось, что никто никого не убедил, и, что еще хуже, Саймон оставался сам по себе. Слово, от которого Алекс бросало в дрожь, но оно как никакое другое передавало смысл сказанного. Сам по себе, отрезанный, выброшенный. Синдром ветеранов вьетнамской войны. И в первый раз за все время их взаимоотношений Саймон действительно был настроен к ней как-то антагонистически.