Гай Юлий Цезарь - [31]

Он умер в начале следующего года, после того возвращения в Рим. Его смерть стала облегчением для меня и для всех остальных. В начале года он и Цинна были избраны консулами, и по этому поводу Марий сбросил с Тарпейской скалы одного из своих врагов. Однако это был последний его жестокий поступок. Предсказания, которые действительно имели место или были придуманы им самим, исполнились. Он в седьмой раз стал консулом, но не прошло и семнадцати дней с момента избрания на эту должность, как он умер. Перед смертью он сильно страдал. Его мучила бессонница и даже хуже того, потому что, когда ему удавалось заснуть, сон был беспокойным и становился настоящей мукой, так как его преследовали кошмары и видения. Большую часть времени он, по всей видимости, был не в своём уме. Не помогало даже вино, которое он поглощал в неимоверных количествах, чтобы заглушить свои дурные предчувствия и получить возможность хоть немного поспать под воздействием этого пьянящего дурмана. Бывали моменты, когда ему казалось, что он ведёт армию против Митридата, и тогда Марий, носясь по комнате, жутким голосом выкрикивал команды, хватал в руки первое попавшееся под руки оружие и, как только пальцы начинали сжимать его, будто по волшебству превращался в трезвого человека или по крайней мере в неподвижную статую воина. Однако скоро его пальцы ослабевали, и оружие падало, а вместе с ним часто и сам Марий валился на землю. Однако старик умер не от недосыпания и не от переизбытка вина, хотя казалось абсолютно невероятным, что человек способен долго выдерживать такую жизнь. Болезнью, оказавшейся для него роковой, стал плеврит, который, по мнению врачей, был вызван простым сквозняком. Эта болезнь оказалась милостью богов, потому что позволила Марию расслабиться и умереть с достоинством. Тогда же он сочинил речь, в которой перечислил все свои победы и поражения, а в заключение заявил, что благоразумному человеку не стоит полностью полагаться на судьбу. Те, кто слышал, как Марий говорил это, поняли, что он отказался от борьбы, и очень этому обрадовались. Теперь они могли думать только о его минувшем величии, а не жить в постоянном страхе перед грядущими проявлениями его жестокости. Последние дни он много спал и умер спокойно. Те, кто видел Мария мёртвым, говорили, что смерть наложила на резкие черты его лица странное благородство и даже мягкость.

Что касается меня, то я не видел его тела и не присутствовал на похоронах. Мои новые религиозные обязанности не позволяли сделать этого. Незадолго до этой смерти Марий и Цинна сделали меня фламином. Я занял место, освободившееся в результате того, что Мерула вскоре после возвращения Мария уединился в храме Юпитера и вскрыл себе вены.

Конечно же этим назначением я был обязан тому факту, что являлся племянником Мария, однако, возможно, выбор пал на меня и потому, что Цинна и Серторий желали привлечь на свою сторону семью Коттов и других друзей и родственников моей матери. Так же необходимо было, чтобы жрец Юпитера (flamen Dialis) принадлежал к семье патрициев, а в то время мало кто из патрициев искренне поддерживал существующий режим.

Однако это была высокая честь — получить в столь раннем возрасте такой значимый пост, и я весьма серьёзно отнёсся к новым обязанностям, хотя мне, как и многим моим коллегам, пришлось скрывать своё чувство отвращения и недоверия к тем религиозным церемониям, в которых приходилось участвовать. Например, жертвоприношения животных и изучение их кровоточащих внутренностей для меня всегда являлись отвратительной процедурой, и я не мог не думать, что боги, если они существуют, чувствуют то же самое. Кроме того, мне приходилось во время официальных церемоний надевать особый, и довольно смешной, головной убор, сделанный из белой кожи и имевший форму конуса. Однако у этой шапки было одно преимущество. Если она падала во время церемонии, её обладатель должен был тут же отказаться от занимаемой должности. Таким образом, всегда был способ избавиться от неприятных обязанностей, но я так и не воспользовался им. Моё положение не позволяло мне служить в армии, но у меня и так не было никакого желания стать командиром. Я всегда ассоциировал главнокомандующего с фигурой своего дяди Мария й теперь изо всех сил старался забыть те мальчишеские фантазии и мечты, которые когда-то лелеял и в которых представлял себя во главе римских легионов, ведущих сражение где-то на Востоке и, возможно, в неизвестных районах Запада. В то время я думал о литературной карьере. Кроме того, я всегда был любителем древности, и потому меня искренне интересовали все те знания об обрядах римской религии, которые я получал день за днём.

Большинство церемоний своими корнями уходили в глубокое прошлое, и многие из них уже потеряли своё первоначальное значение. Некоторые наши священные гимны и ритуальные молитвы непонятны для тех, кто их произносит, и всё-таки мы придаём огромное значение тому, чтобы произносить эти абсолютно бессмысленные слова так, как это принято считать правильным. Сначала мне всё это казалось просто смешным, потому что как может бог ответить на молитву смертного, если сам смертный не знает, что он говорит? Однако скоро я понял, что это несколько поверхностный взгляд. Наши религиозные верования имеют зачастую огромное практическое значение, и в наш век интеллектуальных и политических изменений, в век, когда большинство людей склонны к истерии и фанатизму, они могут стать важным элементом стабильности. Молитвы и жертвоприношения, какими бы бессмысленными сами по себе они ни казались, имеют одну общую цель и определённым образом воздействуют на общество. Изначально они были придуманы вовсе не для того, чтобы привлечь внимание богов, а для того, чтобы умилостивить их. До сих пор считается, что, если при проведении церемонии будет соблюдена абсолютная точность, боги не станут вмешиваться в деятельность людей ни в сельском хозяйстве, ни на бранном поле. Парадоксально, однако наша государственная религия в некотором смысле атеистична. Беспрекословно признавая то, что боги существуют, наша религия пытается удержать их на как можно большем расстоянии от людей и, освободив тех, кто по натуре своей является суеверным, от их дурных предчувствий, позволяет им продолжать спокойно и уверенно осуществлять свои мирские дела. Существует огромная разница между этой проверенной временем и в целом полезной системой и теми азиатскими культами, которые даже во времена моего юношества становились популярными в Риме. Особенно среди женщин и тех, кого привлекает идея истинного общения между людьми и богами в состоянии экстаза, достигнуть которого можно лишь при помощи огромного эмоционального напряжения. Ничего удивительного нет в том, что в периоды особенного напряжения и стресса неуравновешенные, склонные к истерии люди находят в этих культах определённые преимущества психологического характера. Однако они небезопасны, потому как склонны принижать значение необходимой веры человека в то, что у него есть некоторые обязательства перед другими людьми и перед государством, а как раз в минуты физического и эмоционального опьянения эти обязанности перестают быть очевидными. Так, например, жрецы Сивиллы