Гай Юлий Цезарь - [24]

Народ был потрясён известием о том, что солдаты Суллы насмерть забили камнями этих командиров. Но и тогда инцидент рассматривался скорее как заговор в войсках, чем мятеж самого военачальника. Не прошло и нескольких дней, как стало ясно, что Сулла движется на север. Его командиры, которые сочувствовали Марию и Сульпицию, дезертировали и прибыли в Рим с этой новостью. В то же время друзья Суллы покидали Рим под тем или иным предлогом, спеша на юг, чтобы присоединиться к мятежникам. Люди осознали, что римский командующий поднял мятеж ещё до того, как это было признано правительством. Можно сказать, что с обеих сторон действия сначала предпринимались, а потом уже обдумывались.

Что бы ни пытались сделать Марий и Сульпиций, всё было тщетно. Они казнили нескольких друзей и знакомых Суллы. Но эта мера лишь заставила других сторонников мятежника открыто перейти на его сторону. Было слишком поздно собирать армию, но всё ещё возможно контролировать сенат, хотя большинство в нём тайно поддерживало Суллу. Декретом сената преторы с жезлами власти и в пурпурных тогах были посланы к Сулле с приказом остановиться. Когда они достигли наступающей армии Суллы, им была сохранена жизнь (потому что Сулла легко манипулировал настроениями своих солдат, когда этого хотел), но жезлы власти были сломаны у них на глазах, а красные одежды сорваны с плеч. Я помню уныние, охватившее город, по возвращении униженных посланцев. Нечто такое, что не могло и присниться, внезапно стало реальностью — Рим будет насильственно оккупирован римским командующим.

Так вскоре и произошло. Последние гонцы, посланные к Сулле, чтобы остановить его наступление, предложили ему различные уступки, но возвратились лишь с той утешительной новостью, что после того, как его войска войдут в город, он разобьёт лагерь за его пределами. В этот день моя мать не выпускала из дому ни меня, ни моих сестёр, ни учителя. Время от времени кто-нибудь появлялся то с одной, то с другой новостью: правдивой или ложной. Нам говорили, что Марий предоставил свободу рабам и готовился с их помощью отбивать наступление Суллы в самом центре Рима. Эта новость потрясла нас, и мы не сразу поняли, что она была ложной. Марий был достаточно опытным военачальником, чтобы понимать: легионам Суллы можно противостоять только с помощью хорошо обученных войск, а таких у него не было. Как мы узнали позже, в то время он с сыном уже покинул Рим, что было очень мудро с его стороны. Затем нам сказали, что Сулла остановлен на окраинах города и его люди даже были вынуждены отступить к стене под давлением невооружённых граждан, которые с крыш швыряли на солдат кирпичи и черепицу. Так на самом деле и происходило, но к тому времени, как эта новость дошла до нас, ситуация изменилась.

Это стало очевидно благодаря голосам, доносившимся с улиц: крикам, воплям, стонам, издаваемым как людьми, так и животными. Они были полны страданий, страха, негодования или просто растерянности. Во время военных походов я часто слышал эти звуки: разноголосый крик людей, которые с разными чувствами (среди них преобладает ужас) наблюдают за неминуемым уничтожением привычного, давно установившегося порядка. Тогда я слышал этот звук впервые, и произошло это в Риме.

Мы вышли на улицу и вскоре увидели, что послужило причиной этих криков. В стороне Эсквилинского холма в воздухе клубились высокие столбы дыма. Шум от воплей был невообразимым. Эхом он разносился от улицы к улице, и время от времени его перекрывал чистый голос, выкрикивающий в изумлении очевидные вещи: «Рим горит», или: «Сулла убьёт всех нас, если мы будем сопротивляться».

На самом же деле сопротивление таяло. Оно и не могло быть эффективным. Сулла только ускорил неизбежное, поджигая дома на пути к Риму. Таким образом, он впервые продемонстрировал свою безжалостность. В этой безжалостности он отличался от Мария, который, несмотря на крайнюю жестокость и кровожадность, грубо, по-своему, но всё же соблюдал некоторые приличия. Сулла не принимал во внимание ничего, что могло стать препятствием на пути к немедленному достижению цели. К вечеру Рим был оккупирован его войсками. Я помню, что улицы были необычно тихи, а войска вели себя лучше, чем можно было ожидать. Возможно, теперь, когда они достигли своей цели, то оказались подавлены тяжестью того, что произошло. Возможно, смутно они осознавали, что содеянное ими противоречило всему ходу нашей истории. У евреев есть легенда, говорящая о том, что прародители человечества утратили девственную невинность и впали в порок и неудовлетворённость, съев какой-то фрукт, который научил их различать добро и зло. Много подобных историй существует на Востоке, и они, конечно, интересны любому умному человеку. Однако современная цивилизация является изобретением Запада, и, думая о Сулле, я вспоминаю иудейский миф применительно к нашим условиям. Наша цивилизация никогда не была невинной. Наибольшая степень невинности была присуща ей, когда она опиралась на общепринятые принципы закона и порядка. Существовала моральная, религиозная и даже, может быть, эмоциональная поддержка этих принципов. Закон и порядок иногда угнетали. Многие из тех, кто наиболее жёстко провозглашал какие-то принципы, часто оказывались величайшими лицемерами. Поэтому для нашего же здоровья необходимо, чтобы эти принципы постоянно подвергались критике, а в обществе существовал фактор революционности. В то же время сама революция, чтобы добиться каких-то результатов, должна в определённой степени опираться на тот самый принцип, против которого она выступает. Катастрофа неизбежна, когда ведётся борьба против правительства во имя анархии или когда отрицается само существование справедливости, какими бы несправедливыми ни были действия противников. Ко всему очень важно ещё замаскировать страшную правду о том, что главным является физическое принуждение. Грубая сила, конечно, может занять господствующее положение и изменить конкретную ситуацию, но не может ничего сделать, чтобы решить проблемы, в связи с которыми возникла эта ситуация. В самом деле, когда люди видят безответственное и, по всей видимости, успешное применение силы, общество перестаёт существовать как единое целое. Порядок навязывается обществу, а под этим порядком — лишь первобытный хаос, разложение, слабость, неуверенность и отсутствие ясности. Эта ситуация, как ни парадоксально, — ситуация надежды, так как очевидно, что не стоило бы и жить, если бы было возможно без сожаления и навсегда загнать всех людей в рамки, установленные волей одного человека. И всё же нечто подобное должно быть сделано, и сделано с безграничным тактом и терпением, если нити человеческого уважения, принципов или, если хотите, предрассудков разорваны. Люди не могут жить без руководства. Их жизнь не может быть хороша, если они не имеют заслуживающего уважения правительства, в деятельности которого они по мере возможности участвуют. В моё время правительство не заслуживало уважения, пока я не возглавил его. Но Сулла первым показал, что к правительству можно относиться с презрением. Именно он окончательно разрушил ткань прошлого и сделал неизбежным развитие будущего по пути гражданской войны.