Гавайи: Миссионеры - [148]

Он принес все эти вещи к алтарю возле моря, где вождя уже ждало каноэ, пустое и имеющее лишь одно весло. Келоло почтительно переложил три кости на столик, установленный в носу каноэ и покрытый тапой. Затем, словно в одиночестве проводя какую-то важную церемонию, он аккуратно разложил поверх костей листья маиле, и тонкий приятный аромат разнесся в ночном воздухе. Когда и этот ритуал был завершен, он поставил священный камень на небольшой площадке, которая всегда так бесила Эбнера, и здесь в последний раз он заговорил со своим богом.

– Нас тут больше никто не хочет, Кейн. Мы им не нужны, – честно начал Келоло. – Нас попросили уехать отсюда, по скольку наша работа уже выполнена. Малама умерла с другим богом. Кеоки больше нет, а Ноелани оттолкнула тебя. Сейчас даже кахуны поклоняются непонятно кому. Мы должны вернуться домой.

– Но прежде чем мы уедем, о великий Кейн, – продолжал старик, – не смог бы ты, пожалуйста, освободить своих детей Гавайев от бремени старых капу? Это очень тяжелое бремя, и молодые уже не знают, как жить с ним.

Затем он понес бога в каноэ, но по пути, поняв, что творит, зашептал:

– Это была не моя мысль, милый Кейн, забрать тебя с острова, который ты так любишь. Пеле сама указал мне на Кеала-и-каики, туда, куда мы должны теперь с тобой плыть. Итак, мы отправляемся домой.

Говоря так, Келоло подхватил бога, укутал его в накидку из желтых перьев, а затем удобно устроил на почетном месте на носу каноэ. Потом повернулся и в последний раз посмотрел на травяной дворец, где он жил с Маламой, самой великой и совершенной из всех женщин.

– Я забираю твои кости на Бора-Бора, – произнес Келоло, – туда, где мы будем спать в мире у зеленой лагуны.

Поклонившись дому любви, каменному алтарю и деревьям коу, чья тень столько раз спасала его от жары, вождь забрался в каноэ и решительно принялся грести в сторону Кеала-и-каики. И когда он вышел в открытое море, то начал напевать старинную песню, которую, как уверяли его родители, сочинил его праотец в плавании с Гавайев к Бора-Бора:

Плыви из земли Небесных Очей,

На юг, только на юг,

Плыви к океану, где правит жара…

К утру он был уже далеко в океане, и, не имея при себе ни пресной воды, ни еды, продолжал решительно грести – почти слепой, беззубый старик уносил с собой своего бога и останки женщины, которую любил.

* * *

Иеруша наслаждалась жизнью в своем чистом деревянном доме, который переправил ей отец, менее трех лет. Как это ни парадоксально, но, научившись управляться с хозяйством в жалкой травяной хижине и не болеть, она сильно подорвала свое здоровье в этом большом и удобном жилище.

– Она просто заработалась так, что истощила все свои жизненные силы, поставил диагноз доктор Уиппл. – Если хотя бы заботу о детях она переложила на гавайских нянек…

Но Эбнер даже и слышать об этом не хотел. Тогда Уиппл внес другое предложение:

– Почему бы не отослать её назад, в Нью-Гемпшир? Три-четыре холодные зимы, большое количество яблок и свежего молока, и она обязательно поправится.

Но на этот раз свой непреклонный характер продемонстрировала Иеруша:

– Это наш остров, – заупрямилась она. – Когда я впервые увидела его, стоя на палубе "Фетиды", я даже испугалась. Но с годами он стал моим домом. Тебе, наверное, известно, что не сколько лет назад Эбнеру предлагали место в Гонолулу, но я на стояла на том, чтобы мы по-прежнему жили здесь.

– Тогда я могу посоветовать только одно лекарство, – пожал плечами Уиппл. – Поменьше работай, а больше спи и хорошо питайся.

– Но, имея четырех маленьких детей, о которых надо было постоянно заботиться, да ещё проводя занятия в школе для девочек, Иеруша никак не могла выкроить время для отдыха. Однажды утром она проснулась и почувствовала, будто её грудь сжали какими-то огромными тисками. Ей было трудно описать свои ощущения, кроме того, что она едва могла дышать. Эбнер усадил её в кресло рядом с открытым окном, а сам побежал за доктором, но когда Уиппл вошел в комнату, Иеруша уже хрипела.

– Немедленно в постель! – закричал Джон. Когда он взял Иерушу на руки, то был поражен, какой легкой стала эта женщина. "Да моя Аманда весит больше её!", – с горечью подумал Джон. Он быстро отослал детей в дом капитана Джандерса, а Эбнеру тихо шепнул на ухо:

– Боюсь, что она вот-вот умрет.

Правда, шептать доктору не было никакой необходимости. Иеруша и сама чувствовала, что находится на грани смерти, поэтому попросила, чтобы к ней пришли Аманда и Луэлла. Когда женщины появились в комнате, миссис Хейл захотелось видеть и своих детей. Она мечтала ещё раз услышать свой любимый гимн миссионеров. И вот, когда собрались все, в доме зазвучала знакомая песня:

"От холодных гор исландских,

От индийских берегов,

С водопадов африканских

К нам доносится ваш, зов.

Мы, не ведая сомнений,

Не страшась ни бурь, ни рек

К вам придем, чтоб заблуждений

Цепи сбросил человек".

Мы и трудились во имя того, чтобы помочь, – слабым го лосом произнесла Иеруша. Увидев, как смерть буквально ду шит женщину, Аманда Уиппл запела тот куплет, который был близок им всем, и с которого начинались их приключения:

Благословенен наш отряд…