Гавайи: Миссионеры - [10]

– Это будет длинное письмо? – взволнованно спросил хозяин дома.

– Нет, короткое, я просто хочу сообщить им добрые вести. – Тогда бережливый Гидеон предусмотрительно оторвал от листа половинку и, протягивая её гостю, пояснил:

– У нас здесь ничто не пропадает даром.

В это время высокий миссионер уже сочинял письмо коллегам: "Братья! Я навестил дом Эбнера Хейла и лично убедился в том, что юноша происходит из семьи, полностью посвятившей себя Господу". Внезапно его взгляд скользнул по узкой книжной полке, и тут священник с удовлетворением отметил про себя, что набор книг весьма схож с тем, который он видел в своем собственном доме. Тут был потрепанный томик Эвклида, "Книга истории великомучеников" Фокса, словарь Ноя Вебстера и довольно известное издание Джона Баньяна, устроившееся по соседству с семейной Библией.

– Я с удовольствием отметил для себя, – продолжил преподобный Торн, что в этой христианской семье не принято поддаваться искушению и читать развязную поэзию и те романы, которые в последнее время становятся столь популярными на нашей земле.

– Моя семья стремится к спасению души, – ответил Гидеон, и худощавый миссионер с чистой совестью дописал письмо, которое служило пропуском на Оухайхи для Эбнера Хейла.

Когда Элифалет Торн вышел на улицу и вдохнул прохладный весенний воздух, мистер и миссис Хейл проводили гостя до широкой дороги, освещенной луной.

– Если бы шёл дождь, – начал Гидеон, словно оправдываясь, – или в небе не было бы луны, я запряг бы лошадей. – После этого он мощной правой рукой указал в сторону городка. – Впрочем, здесь не так уж далеко, – убедительно закончил он.

Преподобный Торн пожелал супругам спокойной ночи, а сам направился туда, где вдали виднелись огоньки Мальборо. Однако, уже через пару минут, он оглянулся, чтобы ещё раз внимательно оглядеть тот скучный и холодный дом, где родился и вырос его протеже. Ровно высаженные деревья, ухоженные поля, упитанный скот. Что же касалось всего остального, то повсюду царила бедность. Здесь полностью отсутствовало все то, что принято относить к понятию "красота", и такая простота могла бы вызывать лишь отвращение, но, с другой стороны, любой прохожий, бросив лишь мимолетный взгляд на это строение, безошибочно мог определить: "В этом доме живут те, кто полностью посвятил себя Богу". И, как бы в подтверждение этого факта, буквально через два часа после ухода преподобного Торна в комнату к матери вся в слезах влетела старшая сестра Эбнера Хейла и остановилась, дрожа от волнения:

– Мама! Мама! Я никак не могла заснуть и лежала в кровати, размышляя о тех несчастных африканцах, о которых сего дня нам рассказывал преподобный Торн, и потом вдруг меня всю затрясло, я услышала, как ко мне обращается сам Господь!

– Ты ощущала, как тебя охватывает чувство всеобъемлюще го греха? – встрепенулась мать, закутываясь в длинный плащ, который использовался и как ночной халат.

– Да! Впервые в жизни я осознала, насколько я безнадежно проклята, и нет из этого никакого выхода!

– И тогда ты поняла, что тебе хочется полностью отдать себя во власть Господа?

– Да, все это походило на то, как будто чья-то гигантская рука схватила меня и начала трясти, пока я не пришла в чувство.

– Гидеон! – возбужденно позвала мужа миссис Хейл. – Наша Эстер только что была посвящена в таинство осознания греха!

Никакая другая новость не могла бы обрадовать Гидеона больше.

– И на неё снизошла милость Господня? – взволнованно выкрикнул он.

– Да! – со слезами на глазах ответила миссис Хейл. – Господи! Ещё одна грешница нашла тебя! – Родители вместе с Эстер встали на колени в лунном свете, отчаянно благодаря своего сурового и карающего Защитника за то, что он раскрыл ещё перед одним из членов их семьи смысл безжалостного бремени греха, с которым приходится жить человечеству, а также за то, что Эстер теперь осознала неизбежную близость неугасимого огня, в котором было суждено гореть девяноста девяти душам из ста. В эту ночь девушка познала, насколько горька и безрадостна дорога к спасению.

* * *

Не прошло и трех дней, а преподобный Торн уже держал путь в одно из самых привлекательных селений, которые когда-либо появлялись на территории Америки. Он подъезжал к Уолполу, где уютные дощатые домики с двускатными крышами стояли в три ряда. Деревня располагалась у реки Коннектикут, в юго-западной части штата Нью-Гемпшир. Это местечко радовало глаз и сердце: сверкающий шпиль церкви был виден издали, а холмы, окружающие Уолпол со всех сторон, поражали своей красотой. Именно сюда переехала жить старшая сестра преподобного Торна – Абигейл, когда ей вдруг вздумалось выйти замуж за Чарльза Бромли – молодого адвоката, только что закончившего Гарвард. Семья Чарльза вот уже в течение многих лет жила в Уолполе.

Преподобному Торну никогда не нравились ни сами Бромли, ни их деревня, поскольку по внешнему виду семейства и их жилища можно было судить об их богатстве и процветании, а никак не о набожности. Каждый раз, когда Элифалету приходилось навещать сестру, уже на подъезде к Уолполу ему казалось, что в один прекрасный день Господь все же каким-то образом накажет этих сибаритов. Это убеждение усиливалось вместе с тем, как Торн все ближе подходил к дому Бромли, красивому трехэтажному строению с многоконьковой крышей. На этот раз он, к своему неудовольствию, услышал, как его сестра играет на семейном органе какие-то развеселые английские танцы. Однако вскоре музыка оборвалась, и к двери бросилась симпатичная круглощекая женщина лет сорока, радостно восклицая: