Гаугразский пленник - [53]

Он смотрел на нее в упор, с живым интересом и без тени смущения. Чужой мужчина — на одно из самых заветных таинств Матери, к которому нельзя допускать ничьи глаза… Впрочем, наверное, в той земле, откуда он родом, все по-другому. Она, Мильям, лучше кого бы то ни было знала, что на великом Гау-Гразе есть разные земли и очень разные обычаи.

И потом, это было далеко не самое страшное из того, что с ней случилось.

— К ночи нужно дойти во-он туда. — Пленник протянул руку, указывая на далекое белое пятно в зелени выше по склону. — Я когда-то лазил по тем руинам: хорошее место, чтобы укрыться и переночевать. Там нас никто не найдет.

От невольного движения глаз за его рукой закружилась голова; Мильям откинулась на шершавый ствол дерева. Светловолосый ребенок, у которого не было имени, жадно высасывал первые капли еще не прибывшего как следует молока. Голодный, упрямый… А ведь его братья Танна и Гар в первые дни только и делали, что спали. Правда, самый старший, Шанталла…

Она больше никогда их не увидит. Никогда.

— Эй, Мильям-тену, что с тобой? Ты держись. Это на самом деле не так уж и далеко…

Как случилось, что она все-таки пошла с ним?! С почти незнакомым, чужим, непостижимым человеком. Он сказал, что им ничего не угрожает, ее старшим сыновьям, маленьким мужчинам и будущим воинам… а малыша она должна спасти. Он сказал, что Растулла-тенг не поможет. Она не поняла почему — но поверила…

Как случилось, что она ему поверила?!.

Пленник присел на корточки вплотную к Мильям с сыном, отбросив на них краешек тени. Ребенок наконец притомился и заснул на сгибе материнской руки, но, когда Мильям попробовала вынуть сосок из его ротика, присосался с новой силой. Пленник негромко рассмеялся:

— Упорный парень!

Помолчал и зачем-то прибавил:

— А глазки у него, наверное, будут голубые. Или даже зеленые.

Ее полный ужаса взгляд напоролся на его улыбку. Странный, жуткий человек, который никогда не бывает серьезным. Почему она не дождалась утра?.. Не дождалась Растуллы-тенга?!

— Что ты так смотришь? Нормальная вообще-то вещь. У моей сестры, например, зеленые глаза… — Его улыбка на мгновение пригасла, но тут же разгорелась с новой силой. — И при этом она очень красивая, моя сестренка, честное слово. Ну как, спит? Вставай, Мильям-тену. Бризом потянуло, будет легче идти.

С моря действительно подул свежий ветерок. Он пробрался прохладным дыханием под накидку Мильям, высушил мельчайшие капельки пота на висках младенца, заигрался, развевая и спутывая пряди, светлыми волосами Пленника. Как она могла уйти с человеком, у которого такие волосы?!.

Головка малыша была запеленута в полотно. По самые насупленные валики, где пока еще не было бровей.

Тропинка вышла на новый виток: насколько могла судить Мильям, никогда не уходившая далеко от дворца, они поднимались по западному склону Ненны. С одной стороны почти отвесная стена щетинилась переплетением ветвей, лиан и корней, обнаженных дождями и ветром, с другой съезжала к морю каменистая осыпь. Солнце все еще стояло в самой высокой точке неба, и их с Пленником тени были короткими, как овечьи хвосты.

Мильям споткнулась, оступилась, чуть не поехала вниз по осыпи. Пленник поддержал ее под локоть и, притянув к себе, снова перехватил ее взгляд:

— Не бойся. Все будет хорошо.

Она отняла руку.

— Растулла-тенг нас догонит, — сказала не то с предупреждением, не то с надеждой.

И впервые увидела, как улыбка — даже ее тень — полностью сползла с его лица.

— Не должен, — процедил Пленник. — У нас довольно большая фора по времени… не должен, нет.

— Что?

— «Фора» — это значит преимущество, запас, — скороговоркой пояснил он. Поморщился, взглянув на солнце. Вздохнул. — Видишь ли, Мильям-тену… твой супруг не из тех, кому можно что-то втолковать, апеллируя к разуму. Тебе — я попробую. По-моему, уже пора. А то у меня такое чувство, что ты сама его боишься, своего парня… спит?

Мильям опять ничего не поняла. Но разве его можно вообще понять — чужака, чудака, Пленника?..

— Ну так вот. То, что у тебя родился светловолосый ребенок… Давай договоримся сразу: никакой мистики, Вражьих происков и прочей ерунды. Просто генные комбинации — это… тьфу ты черт. Подожди, сейчас попробую еще раз. Это означает, что в доглобальные времена… словом, очень-очень давно… у кого-то из твоих предков… А скорее даже из предков Растуллы-тенга: тут, на Южном Гау-Гразе, в свое время перебывала масса народу. — Он усмехнулся. — Миллионы трудящихся. И твой сын похож не на отца или мать, как оно обычно бывает, а на какого-нибудь прапрапрапрадеда, что тоже бывает, только значительно реже. Поняла, Мильям-тену?

На всякий случай она кивнула. Безымянный ребенок спокойно посапывал носиком, а на месте бровей у него все-таки золотились невидимые волоски… Не печать Врага. Вот— главное, и ей, кажется, удалось понять…

— Длинноподолым из Обители ничего, конечно, не докажешь. — Пленник досадливо помотал головой. — А твой муж хоть и не верит во всю эту муть… Но он рассуждает еще проще. И, собственно, мы своим побегом убиваем всякие его сомнения, если бы таковые у него и возникли. Но иначе было нельзя. Никак не получалось — иначе…