Gaudeamus igitur - [89]

— Это можно проверить? — странным голосом уточнила Фаррина.

— Можно, — с удовольствием ответил Мастер. — Пусть он скажет тебе комплимент. Он говорит, что любит тебя, так неужели не найдет для любимой несколько приятных слов?

По лицу Гения было ясно видно, что он не собирается следовать приказам всякой швали. Но вампирша смотрела на него так, как умеют смотреть только вампирши; и оттого он сглотнул, открыл рот и выдавил:

— У тебя восхитительные ножки.

Пару секунд в зале стояла полная, прямо-таки звенящая тишина. Что же, тем сильнее оказался контраст.

— Ах, так тебе мои ноги не нравятся?! — взвизгнула Фаррина, бросаясь вперед. Не задумываясь, она врезала Гению по щеке; через секунду ему прилетело и по второй. — Ах, значит, у Принцессы лучше?! Значит, ты рассматривал ее ноги?! Значит, Принцесса уже занята, а денег и у меня хватает?!

— Ах, значит, ты разглядывал мои ноги?! — донеслось слева. Через мгновение на Гения накинулась еще одна дикая кошка, в которой я с трудом узнала хрупкую эльфийскую деву. — Ах, так ты и сравнивать посмел?!

Теперь несчастного Гения драли уже с двух сторон. Я не могла различить, которой из девиц принадлежит какая фраза; из бешеного клубка доносились практически одинаковые голоса, — подобными, видно, общаются между собой гарпии с отрогов Драконьего Хребта:

— Ах, значит, волосатые?!

— Ах, значит, юбка короткая?!

— Ах, значит, раз папа богатый, то любые ноги сойдут?!

— Ах ты скотина!

— Ах ты сволочь!

Что самое интересное, оба бранных слова прозвучали абсолютно естественно. Право, при взгляде на этих фурий меньше всего вспоминалось, что еще десять секунд назад это были очень милые девушки, которых меньше всего можно было заподозрить в знании относительно ненормативной лексики.

Мастер выглядел так, как, должно быть, выглядит человек с несколько заторможенной реакцией. Он молча смотрел на этих сумасшедших кошек; его решительно отодвинули в сторону, и к клубку осторожно прошел Трубадур. Это хорошо, обрадованно подумала я. Больше здесь уж точно ситуацию никто разрулить не сможет.

— Милая, — мягко сказал он, — что же ты делаешь? Не приведи боги, ты сломаешь себе ноготь! Как же ты станешь получать диплом с обломанным ногтем?..

— Он оскорбил меня!

— Я понимаю, — так же мягко продолжил он. — Но подумай, завтра тебе обязательно захочется продолжить, а ничего уже не останется! Да и тон твоего лица теперь не так хорошо сочетается с твоим замечательным платьем… И потом, дорогая, нельзя же быть такой эгоисткой — видишь, другим тоже хочется поразвлечься!..

С другой стороны уговаривали вампиршу — что характерно, точно теми же аргументами.

Наконец Гению удалось освободиться. Он выглядел уже вполовину не так блестяще, как раньше. Волосы, тщательно уложенные до того, растрепались — еще бы, после такого укладка не выдержала бы и у эльфа. На щеке у него виднелась глубокая царапина — похоже, кто-то из девиц не пожалел на нее своего маникюра. Он подошел к Мастеру — очень близко; несколько секунд они смотрели друг другу в глаза.

— Я никогда не удостоил бы тебя чести сразиться, — сквозь зубы выговорил Гений. — Но ты задел честь женщины, — помянутые женщины, чью честь так блюли, и впрямь смотрели зверем, правда, немного не на того, — и это уравнивает нас хотя бы на время боя. А если ты испугаешься и откажешься сражаться, я убью тебя без поединка.

Вместо ответа Мастер поднял левую руку и вычертил в воздухе руну. Одну-единственную — и я сразу узнала ее. Это была руна защитного контура; сверкающий купол мгновенно охватил ровно треть зала. Треть, в которой не было никого, кроме них двоих.

Он принял вызов…

Адепты столпились вокруг прозрачного контура. Я без труда протолкалась вперед, в первые ряды; вот они, преимущества здешней моей нематериальности: в реальной жизни мне пришлось бы размахивать амулетами, сверкать глазами и кричать с использованием малонормативной лексики, что щас всех позаколдую.

И то еще вопрос, поверили бы мне или нет.

Мастер и Гений ходили внутри круга точно волки, ждущие удобного момента вцепиться друг другу в глотки. На лицах у обоих была написана такая ненависть, что мне даже сделалось немного не по себе. В воздухе чувствовалась угроза; что-то должно было случиться, что-то очень плохое…

Ни у одного из них не было талисманов. Силы были примерно равны; на стороне Гения были уверенность и злость, на стороне же Мастера… впрочем, мрыс знает что было на его стороне. «Остапа понесло», как говорили в таких случаях хох-ландцы. Он не смог бы остановиться, даже если бы захотел; все то, что он так долго скрывал, в чем не признавался даже самому себе, все сейчас выплескивалось наружу, срывая крышу, ко всем мрысам. Я знала такое состояние; Рихтер не раз предостерегал нас от него, говоря, что маг всегда должен оставаться расчетливым и спокойным…

Впрочем, сейчас о спокойствии говорить вообще не приходилось. С чьей бы то ни было стороны.

В зале было тихо. Очень тихо. Защитный круг не пропускал никаких звуков, но дело было не только в этом. Все ждали начала.

И они дождались. Гений взмахнул правой рукой, выплетая неизвестную мне руну; с его ладони сорвалось нечто серое и блестящее, точно хорошая сталь, но бесплотное, как наши замковые элементали…