«Gaudeamus» - [4]

Шрифт
Интервал

Гриневич (проходя мимо Онуфрия, тихо). Свиньи!

Дина. Нет, послушайте меня. Это очень милый, даже очаровательный человек, но только, кажется, очень несчастный. Дело в том, что ему сорок восемь лет, он уже седой, даже белый, и нынешнею осенью он поступил в университет. Так странно и трогательно видеть его в мундире.

Козлов. Позвольте — это его я встретил, значит, на Никитской. И еще подумал, что это за форма такая, совсем студенческая. Так это он?

Лиля. И я его видела в театре. Такой удивительный, нам с Верочкой он очень понравился.

Стамескин. Кажется, юрист. Я его раза два встречал в университете.

Онуфрий. Бывает на лекциях, не то что ты, Сережа.

Дина. Ну да, этот самый. Давно когда-то, еще студентом, он был сослан в Сибирь, там женился, но жена и ребенок отчего-то у него умерли, и вот… ну, да он сам расскажет, он так трогательно об этом говорит. Очень милый! И я хотела, чтобы вы до собрания сами познакомились с ним, во всяком случае это интересно…

Лиля. Еще бы не интересно! Ведь это совсем как Фауст: был стариком, вдруг сделался молодой, студент, на лекции ходит.

Петровский. Ну, не совсем молодой… Неужели ему сорок семь лет?

Дина. Сорок семь или сорок восемь, наверное не знаю. Он очень сохранился, лицо моложавое, почти без морщин и такое… чистое; и хорошая фигура. (Улыбаясь.) Он умеет и одеться.

Тенор. И нарочно покороче стрижет волосы — a я бы на его месте такую белую гриву запустил. Ха-ха!

Лиля. Ну, пустяки, только бы не лысый. Ужасно боюсь лысых…

Козлов. Да о чем вы, господа? Лысый не лысый, тут речь о деле идет, а они… Как твое мнение, Костик — выскажись, как наш председатель, ты и устав блюдешь.

Костик. Нельзя принять. Какая бы там у него душа и шевелюра не была, а раз он не стародубовец — в землячество принять нельзя. Пусть идет в свое.

Дина. У него своего землячества нет: та гимназия, где он когда-то учился, не то совсем закрыта, не то перенесена в другой город.

Онуфрий. Вот Мафусаил!

Стамескин. Я стою за прием. (К Онучиной.) Вы также?

Онучина. Я также. Конечно, принять!

Козлов.(вызывающе). Это на каком же основании, Стамескин? Вообще я замечаю, что вы и ваши товарищи совсем не намерены считаться с уставом. Вы проваливаете ссуды, требуете, чтобы деньги шли на посторонние землячеству цели…

Онучина. Мы не считаем их посторонними.

Петровский. Господа, господа, здесь не собрание! Успеете в субботу наругаться, ей-Богу!

Козлов(сердито). Молчи, тетя! Я нахожу, что Стамескин своими отступлениями…

Костик. Погоди, Козлов. Стамескин, не хотите ли вы изложить вашу точку зрения? Погоди же, Козлов.

Лиля. Я тоже стою за принятие Старого Студента.

Костик. Да успеете вы, Лиля! Стамескин, за вами слово.

Стамескин встает, закладывает руки за спину и говорит медленно, слегка в нос.

Стамескин. Я нахожу, что вы, господа, ставите себя в очень тесные рамки, в которых скоро задохнетесь от неимения настоящего, живого дела. В то время, когда люди стремятся к слиянию в естественные большие группы, вы устанавливаете какие-то внешние незначительные и даже смешные признаки…

Козлов(нетерпеливо). Что же, по вашему мнению: и студенческий мундир — только внешний признак?

Стамескин. Если только вы в нем не родились… Но и тогда он будет только цветом вашей кожи и, стало быть, остается признаком внешним…

Гриневич. Нет, позвольте! Я хочу сказать! О выборах мы потом поговорим, — вы вот что скажите мне…

Костик. Господа! Так нельзя же!

Онуфрий. Оставь, Костя, теперь его все равно не остановишь. Говори, Гриневич, отводи душу.

Гриневич. Господин Стамескин, скажите, пожалуйста: почему это вы, когда все мы пели, изволили молчать?

Смех.

Блохин. Верно!

Гриневич. Нет, вы не смейтесь, это гораздо серьезнее, чем вы думаете. Мне обидно, потому я и говорю! Я человек робкий, но я не могу молчать, когда господин Стамескин из прин-н-ципа не желает петь. Ведь он не только не пел, а он нас осуждал — верно, господин Стамескин, или нет?

Стамескин(после некоторого молчания). Верно.

Онуфрий. Вот он римский-то нос, Сережа! Строгий профиль.

Шум, смех, восклицания:

— Какая ерунда.

— Тогда не только пение, тогда все искусство нужно послать к черту.

— А птицы могут петь?

— Какие птицы?

— Петухи, например.

— Господа, нужно серьезно… Стамескин, объяснитесь.

— Тише. Тише.

Стамескин. Извольте… Я не вижу цели в том, что вы называете вашим пением. Этими ритмичными звуками, то протяжными, то быстрыми, действующими как наркоз, вы только опьяняете себя; и то плачете вы, как пьяные люди, то смеетесь, но ни доверия, ни уважения к себе не внушаете. И для того, кто стремится к настоящей борьбе и знает, куда он идет, для того всякая песня вредна…

Гриневич. В бой идут с музыкой!

Стамескин. Их ведут с музыкой.

Дина. А марсельеза? Не забудьте, Стамескин, что иногда поет целый народ, целые толпы народные сливаются в одной песне.

Стамескин. Но побеждают те, кто молчит. Ах, господа, вы видели или вам рассказывали, как целый народ с пением песен шел на своего врага, — и вам было жутко, но больше весело; а когда-нибудь вы увидите, как целый народ молча двинется на приступ, и вам станет уже по-настоящему страшно. Ах, господа: молчание храброго — вот истинный ужас для его врага.


Еще от автора Леонид Николаевич Андреев
Кусака

Рассказ классика о бездомной собаке, прибившейся к дворянской усадьбе.


Баргамот и Гараська

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Большой шлем

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Бездна

В книге представлены рассказы одного из самых популярных писателей Россия конца XIX - начала XX веков. Они рисуют картину духовной жизни человека переходной эпохи, очень похожей на ту, которую мы переживаем сегодня. Эти произведения будут интересны всем, кто любит великую русскую литературу, открывающую читателю неограниченные возможности самопознания.


Юмор серьезных писателей

Сборник составлен известным писателем-сатириком Феликсом Кривиным. В книгу включены сатирические и юмористические рассказы, повести, пьесы выдающихся русских и советских писателей: «Крокодил» Ф. М. Достоевского, «Левша» Н. С. Лескова, «Собачье сердце» М. А. Булгакова, «Подпоручик Киже» Ю. Н. Тынянинова, «Город Градов» А. П. Платонова и другие.Темы, затронутые авторами в этих произведениях, не потеряли своей актуальности и по сей день.


Дневник Сатаны

Леонид Андреев – один из самых известных и все еще не прочитанных авторов начала XX века. В 1900–1910-х годах он был кумиром читающей публики. Интеллектуальной опорой творчества Л. Андреева стали произведения Шопенгауэра, Ницше и Достоевского.«Дневник Сатаны» – роман, написанный в жанре дневниковых заметок, о воплощении Сатаны в теле человека. Преждевременная смерть автора не позволила закончить эту историю: роман обрывается на «самом интересном месте». Мрачный юмор и философские пассажи Дневника делают это произведение чрезвычайно живым и, увы, актуальным.


Рекомендуем почитать
Екатерина Ивановна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.