Гастроль в Вентспилсе - [7]

— Один черт, — пожал плечами Янка.

— Для тех, у кого нет музыкального слуха, — вступил в дискуссию Герберт. — Японские приемники как раз и отличаются от наших именно качеством звука. Это каждый молокосос знает.

— Хватит орать, ведь не слышно! — взъелся на друзей Рудис.

Какое-то время никто не произносил ни слова. Затем звуки вальса утратили ясность и исчезли вовсе.

— Фейдинг, — пояснил Герберт. — На коротких волнах это нормальное явление.

Он едва прикоснулся к «настройке», как в помещении раздался голос диктора, чья русская речь звучала необычно мягко.

— «Немецкая волна» из Кельна, — сообщил всезнающий Славик.

— А ну-ка, цыц у меня! — испуганно замахала руками тетушка Зандбург. — Уймешься ты или нет, окаянный! Ребята, музыку слушайте сколько влезет, но чтоб никакой агитации! И сводку погоды тоже только из Риги, иначе я забираю свои акции обратно.

— А где мы будем хранить наше радио по ночам, здесь, да? — спросила Райта, показывая на шкаф.

— Само собой разумеется, — ответила тетушка Зандбург, но быстро спохватилась: — Нет, наверно, нельзя тут, эта штука ведь не числится в инвентарной книге.

— Буду держать у себя дома! — хозяйским жестом протянул руку к приемнику Герберт.

— Какой умник нашелся! — возразил Мексиканец Джо. — А почему бы не у меня?

— Нас двое, у нас больше прав, — воскликнул Славик.

— Я отказываюсь, мне все равно, — сказала Райта.

— А я нет, — упрямо заявил Янка. — Чем я хуже других?

— По очереди, — мудро решила тетушка Зандбург. — Каждый будет отвечать за приемник одну неделю. И чтобы вы больше не переживали, на первый раз аппарат я унесу к себе — как владелица главного пая акционерного общества.

* * *

Самовластное решение тетушки Зандбург никого в глубокое уныние не повергло. Пусть лучше радио постоит у нее, чем у кого-либо из своих — еще вдруг испортят новую вещь.

— Кажется, мы и спасибо по-настоящему ей не сказали, — заговорил Славик, когда они по пути домой решили посидеть на скамеечке напротив памятника рыбакам, погребенным в морской пучине.

— Отец мой всегда ворчит, что у нас весь чердак завален устными благодарностями, да вот на хлеб их не намажешь, — сказал Рудис.

— Надо бы старухе что-нибудь подарить на память, — предложила Райта.

— Чего ты ей подаришь? Корзиночку для рукоделия или полотенце с вышитым нравоучением, чтобы повесить в кухне? — ехидничал Мексиканец Джо. — «Кто рано встает, тому бог подает». А может, подарить ночной горшок с дружеским призывом: «Не более пяти минут».

— Ладно, ладно, не расходись, — осадил его Герберт. — Действительно, почему бы нам не приволочь Жандармаме что-нибудь такое, чтобы ей было приятно?

— Старику можно было бы притащить пол-литра, и полный порядок...

— Поди, знай, а может, она киряет втихаря? — вполне серьезно предположил Янка.

— Кончайте треп! У меня гениальная идея! — воскликнул Славик. — Подарим ей щенка. Тетка ведь обожает всяких зверюг, недавно так оплакивала своего римского императора... она и сегодня еще в трауре.

— А у наших соседей как раз щенки есть, — поддержал Владик. — Если попросить получше и дать клятву, что будет хороший уход, они и задаром отдадут.

— Породистый? А то, может, «двор-терьер», — засомневалась Райта.

— Подрастет, увидим, — успокоил Славик. — Но мать настоящая сибирская лайка.

— Дареному коню в зубы не смотрят, — рассудительно заметил Герберт. — Щенята все симпатичные. А пока они превратятся в паскудных барбосов, люди успевают к ним привыкнуть.

— Пойдет! — Мексиканец Джо очень любил, чтобы последнее слово оставалось за ним.

...Когда тетушка Зандбург, нагруженная покупками, к вечеру пришла домой, на крылечке трогательно скулило маленькое и пушистое четвероногое существо. Конец поводка был привязан к дверной ручке, в узелок всунуто письмо:

«Дорогая акционерша! Терпя бедствие в океане благодарности, мы хотим таким способом погасить хоть малую толику нашего неоплатного долга. Очень надеемся, что вы друг дружке понравитесь и найдете общий язык. Не советуем давать ему кличку Брут. Ваши преданные компаньоны».

— Но я же дала клятву никогда больше не заводить собаку! — громко простонала тетушка Зандбург, взяла щенка и погладила его предательски дрожащей рукой. — Окрещу тебя Томом Джонсом Найденышем.

Том на удивленье скоро освоился с новой обстановкой. Тетушка Зандбург только еще готовилась налить ему в Цезареву миску молочка, а он уже успел оставить — и не одну! — визитную карточку на паркете гостиной. Утолив голод, песик стал еще деятельней, проковылял в спальную и, следуя врожденному инстинкту, вытащил из-под ночного столика тетушкины шлепанцы, прибежал с тапкой в гостиную, бросил и вцепился зубами в бахрому скатерти. Потянул что было силенок, и в последний момент спрятался под стол от падавшего на него транзистора.

— Дурачок! Твой единственный долг — прожить на этом свете дольше меня. — Тетушка Зандбург погладила дрожащего щенка по коричневой головке и лишь потом осознала нанесенный им урон.

С такими трудностями купленный японский приемник «Сикура» продолжал издавать звуки, но от пластмассового корпуса отломился столь большой кусок, что взгляду открылись почти все внутренности. И на самом видном месте красовалось название изделия: