Гас - [12]

— Хорошо. А теперь ты готов повеселиться?

Веселье всегда включает в себя наркотики и секс.

— Да, черт возьми.

Она роется в прикроватном столике, вытаскивает пластиковый пакет, наполненный разноцветными таблетками, и достает две одинаковые капсулы. Засунув одну в рот, она вручает вторую мне.

— Что это?

Обычно я ни о чем ее не спрашиваю.

— Разве это важно? — Игриво подначивает она меня.

— Наверное, нет, — отвечаю я. Это действительно неважно.

Она уже стянула майку и теперь переступает через трусики.

— Таблетка усилит твои ощущения от того, что будет происходить в этой постели.

Ты такого еще не испытывал.

Я запихиваю ее в рот и проглатываю.

— Звучит отлично, чувиха.

— Ты только что назвал меня чувиха? Я не чувиха. — Она смотрит на свою грудь. — Это же очевидно. — Клер оскорбилась, но недостаточно, чтобы перестать раздевать меня.

Я никогда не называл ее чувиха. Для меня это слово означает выражение привязанности. Обычно я приберегаю его для самых близких друзей. Она таковой не является, и я не испытываю к ней ни толики нежности. Как жаль, что невозможно взять свои слова обратно. У меня такое чувство, что я только что поделился с ней чем-то личным, сокровенным.

— Я не имел этого в виду.

— Так-то лучше. — Успокоилась она.

Если бы Клер только знала, что «я не имел этого в виду» это скорее оскорбление, чем извинение, то она бы разозлилась.

Наркотики начинают затуманивать мой разум. Мне становится наплевать на все, кроме нее и этой постели.

Секс с Клер всегда был жестким. Это единственный способ, который ей нравится. Она в каком-то роде гребаная мазохистка. Иногда, это классно, а иногда — нет. Но сегодня все по-другому. Как-то мягче и как будто в замедленной съемке. Этакий «ванильный» секс по сравнению с тем, чем мы обычно занимаемся. Сегодня я не тороплюсь. Целую. Касаюсь. Делаю ей приятно. Как и она мне.

Когда все заканчивается, Клер не хочет, чтобы я уходил. И я остаюсь.

Тогда я еще не знал, что это было ошибкой. Кульминационный момент множества ошибок.

***

Спустя несколько часов просыпаюсь с таким звоном в голове, как будто внутри нее на полную громкость играет гребаный оркестр. Потягиваюсь, и это отзывается болью во всем теле. А потом я чувствую теплое тело рядом с собой.

Его не должно тут быть.

Пожалуйста, пусть это окажется какая-нибудь незнакомка. Но я знаю, что это не так. И знаю, что здорово облажался. Приоткрыв глаз, конечно же, вижу Клер.

— Черт. — Громко говорю я.

Ее глаза все еще закрыты.

— Что? — произносит она полусонным голосом.

— Ничего.

Я выползаю из кровати и ищу штаны, которые обнаруживаются возле двери.

Плавки найду позже, сейчас я хочу одного — убраться подальше отсюда.

Клер наблюдает за мной. Не могу понять, как она может улыбаться, если принимала то же дерьмо, что и я.

— Вчерашняя ночь была такой «горячей», — говорит она. — Ты можешь быть милым, если захочешь. Когда позволяешь себе опустить щиты.

Черт. Черт. Все становится только хуже. Пытаюсь прокрутить нечеткие воспоминания, но мое последнее — как мы ложимся в кровать. Они как будто не связаны ни с чем физическим и ощущаются больше как фантазия. Мои воспоминания никак не относятся к Клер. Они туманные и смутные, но в то же время теплые и наполнены нежностью. Как будто я был в месте, где чувствовал себя в безопасности. Там, откуда не хотел уходить. Там, где я любил и был любим.

Ее голос выводит меня из задумчивости.

— Со мной никто раньше не занимался любовью.

Она выглядит так, как будто выиграла приз. У меня скручивает живот, я знаю, что она права. Не могу этого объяснить, но я не трахал, а любил ее. Я запутался. Мне срочно нужно убраться отсюда.

Я уже отодвинул дверь и практически вышел, когда следующие слова объясняют все.

— Прошлой ночью ты называл меня Опти. Что это значит?

К горлу моментально подступает тошнота, а глаза режет от скапливающихся слез. Ее рот оскверняет это имя. Нет ничего хуже, чем слышать, как Клер произносит ее имя. Я моментально разворачиваюсь и нависаю над ней, тыча пальцем в лицо.

— Никогда не произносиэтого имени снова! — кричу я.

Выражение триумфа сползает с ее лица, и она шокировано смотрит на меня.

Франко выпрыгивает из кровати, хватает меня за руку и вытаскивает из комнаты. Потом усаживает за стол возле водительского места и вручает сигарету и зажигалку.

— Эд, сделай, пожалуйста, остановку. Гасу нужно выйти и охладиться, — говорит он водителю.

У меня так трясутся руки, что едва получается прикурить. Эд останавливается на обочине, я натягиваю кеды и куртку и выхожу на заснеженную дорогу. Франко присоединяется, когда я уже практически докуриваю первую сигарету.

— Что случилось, тупица?

Он сосредоточенно смотрит на меня, нахмурив брови и сжав губы. Его обычное выражение, когда происходит что-нибудь плохое.

Я пожимаю плечами и делаю еще одну затяжку. Но она не успокаивает меня. В голове продолжает пульсировать, сердце бьется как сумасшедшее, а тело трясется.

— Ты в курсе нашего утреннего разговора? — Стены настолько тонкие, что если он не спал, то, определенно слышал.

Франко кивает головой.

— И ночного тоже.

Я присаживаюсь на корточки и закрываю лицо руками. Я не смущен, нет. Я потерян. Тру глаза и ладони почему-то оказываются мокрыми. Прикуриваю еще одну сигарету. Я бы лучше отрезал себе руку, чем услышал ответ на этот вопрос, но все же заставляю себя задать его: «Что я такого сказал ей прошлой ночью?»