Гарсоньерка - [6]

– Ищешь кого-то, голубчик?

– Мне нужен человек, который живет в этой квартире.

– Его нет дома.

Мальчик не двигается с места. Стоит в растерянности. Ева Мария спускается на одну ступеньку. Ей хочется его подбодрить. Если надо, она может и соврать.

– Я могу тебе чем-нибудь помочь? Моя квартира этажом выше.

Мальчик вытаскивает руку из кармана. Вид у него такой, будто не знает, куда ее девать. На ладони у него что-то блестит.

– Я хотел отдать ключи, он вчера потерял их на улице, рядом… рядом…

Мальчик не может закончить фразу. Ева Мария приходит ему на помощь:

– Рядом с трупом?

Мальчик кивает. Ева Мария старается сохранить спокойствие.

– Ты был там?

Мальчик опускает голову:

– Это мы с подружкой ее нашли. Мы в первый раз вместе ужинали, я хочу сказать – вдвоем с подружкой, и так это странно было… Но все получилось хорошо. Мы возвращались домой, я был счастлив, потому что она взяла меня за руку, раньше никогда такого не случалось, мы почти не разговаривали, и я чувствовал себя дурачком… это просто бред какой-то: я ведь молился, чтобы что-нибудь произошло, честное слово, пусть бы произошло что угодно, что нас задержит, я немного побаивался, страшновато было подходить к ее дому. Мы ведь даже еще ни разу не целовались. Я хочу сказать, ну… в смысле… – он коснулся пальцем рта, – вы понимаете… И я шел не очень быстро. Моя подружка увидела ее раньше меня. «Смотри, там вроде кто-то лежит на тротуаре!» Сначала мы подумали – бродяга, хотя в этом квартале такого не водится, и только когда подошли поближе, увидели, что это женщина, женщина в красивом платье, а потом увидели открытое окно и побежали. Тут в окне появился ее муж и что-то нам прокричал, но мы не поняли что. Мы не смели приблизиться к телу, мы даже и смотреть-то на него не решались, во всяком случае я. Ее муж очень быстро спустился, понял, что она мертва, и заорал. Она покончила с собой, да?

У мальчика такой потерянный взгляд. Ева Мария чувствует, что ему необходимо окончательно поставить точку под чудовищной сценой, с которой жизнь столкнула его без предупреждения: он оказался лицом к лицу со смертью. Ева Мария не колеблется ни мгновения. Можно и соврать.

– Да, вот именно. Она покончила с собой.

Ева Мария спускается на несколько ступенек, которые еще отделяют ее от мальчика. Она знает: в таких обстоятельствах физические действия лучше всяких душещипательных выкрутасов.

– Если хочешь, отдай мне ключи, я верну их Витторио.

Мальчик, ни на секунду не задумавшись, протягивает связку Еве Марии и, словно то, что он внезапно отделался от ключей, дало ему возможность наконец расслабиться, с облегчением плюхается на ступеньку. Вздыхает. Его телу стало легче. Но не его душе.

– Я никогда раньше не видел мертвецов.

Еве Марии хочется взять его за руку, но она себя одергивает. Садится с ним рядом.

– Я тоже.

– Повезло вам.

– Нет, я предпочла бы увидеть.

Мальчик удивленно смотрит на нее:

– Какие странные вещи вы говорите.

Ева Мария сжимает ладони.

– У меня была дочь, ее звали Стеллой. Ей было примерно столько, сколько тебе сейчас. Однажды утром я поцеловала ее, пожелала хорошего дня и она ушла на занятия. И больше я ее не видела, вот уже пять лет на прошлой неделе исполнилось. Ну так вот, понимаешь, мне кажется, лучше было бы увидеть ее мертвой, чем знать, что она мертва.

Мальчик опускает голову:

– Сожалею. Они столько людей убили[3].

Оба молчат, смотрят в никуда. Ева Мария пробует засмеяться. Безуспешно. Надо, пожалуй, сменить тему.

– Между нами говоря, жаль, что вам не удалось поцеловаться… могло получиться хорошо…

Мальчик улыбается почти по-детски, но мысли о случившемся его не оставляют.

– Вы знали эту женщину?

– Не столько ее, сколько ее мужа.

Улыбка на лице мальчика гаснет.

– Бедняга носился вокруг нее кругами как помешанный, лупил кулаками по стене, выл… он совершенно потерял голову.

– Ты сказал об этом полицейским?

Мальчик вскидывается:

– Полицейским? А при чем тут полиция? Мне нечего им сказать!

Мальчик перепуган. Он вскакивает со ступеньки. Сбегает по лестнице. Ева Мария не может его остановить. Да она и не пытается его остановить. Мальчик убегает, как убежал бы при слове «полиция» всякий подросток, не как убийца. Если убийца и возвращается на место преступления, то это не о нем, он иного склада. Ева Мария в этом уверена. Может быть, он просто-напросто скрыл от родителей, что ужинает с подружкой, а расскажи он об упавшей из окна женщине, пришлось бы и обо всем остальном рассказать, но признаться родителям, что ужинаешь с девушкой, в его возрасте просто немыслимо. «Так же, как для родителей – признаться своему ребенку в том, что накануне занимались любовью», – возможно, заметил бы Витторио. Ева Мария качает головой. Она слышит, как мальчик топает по ступенькам – ниже, ниже… Все равно полицейские отмахнулись бы от его свидетельства о горе и смятении Витторио. «Притворство, комедия, – заявили бы они, – все мужья, которые убивают жен, поначалу изображают смятение, бегают вокруг них как помешанные, лупят по стене кулаками и воют. А потом сознаются». Теперь Ева Мария на лестнице одна. У нее на ладони лежат ключи – лежат, как тело на земле. С пятого этажа. У этой несчастной женщины все, наверное, было переломано, так всегда бывает при падении с большой высоты. Подобные переломы были у мертвых