Гарриет - [44]

Кори открыл дверцу стиральной машины и уже собирался бросить туда рубашки, но вместо этого присмотрелся и неожиданно извлек из кучи белья увядший букетик нарциссов.

— Цветочки стираем?

— О Господи, сегодня я что-то совсем рассеянная! — Гэрриет покраснела. — Я хотела бросить их в агрегат.

— Картошку, вероятно, тоже в агрегат? А очистки на сковородку? — осведомился Кори. — Кстати, что это ты так обмоталась? Что-нибудь болит?

— Нет-нет, все в порядке. Хочешь чаю?

— Лучше чего-нибудь покрепче. — Он налил себе виски.

— Тебе надо что-нибудь поесть, — сказала Гэрриет.

— Надо бы, но через час или два мне опять придется есть.

Он отрезал себе кусок жареной свинины, уложил ее, вместе со стручком маринованного перца, между двумя кусками хлеба и развернул газету. Гэрриет вздохнула: его пристрастие к сухомятке выводило ее из себя.

Шатти вскарабкалась ему на колени.

— Ты сегодня уходишь?

— Ухожу.

— На бал, да? Возьми меня с собой.

— Не могу.

— А с Гэрриет ты будешь танцевать? — продолжала она, не обращая внимания на Гэрриет, которая делала ей страшные глаза. — На ней будет оранжевое платье, такое бальное, что вся грудь наружу.

— Не говори ерунды, — буркнул Кори.

— Да нет, правда! — сказала Шатти. — Ей его Самми дала поносить.

Кори обернулся к Гэрриет.

— Это правда?

Заливаясь краской, Гэрриет кивнула. Она так лихорадочно терла сыр над цветной капустой, что до крови содрала кожу на указательном пальце.

— Кто тебя пригласил?

— Билли Бентли, — сказала она, зализывая ранку.

— Не знал, что вы с ним знакомы.

— Мы встречались на вечеринке у Арабеллы и потом еще на охотничьих сборах.

— Понятно. А кто будет смотреть за Уильямом и детьми?

— Вообще-то я сегодня вечером не работаю, и миссис Боттомли обещала меня подстраховать, но если ты против — Билли Бентли сказал, что их няня согласна посидеть с Уильямом.

— Я вижу, Билли проявляет незаурядную активность, — сказал Кори. — Даже не похоже на него. А где вы ужинаете?

— У его родителей.

— Смотри, чтобы они тебя не отравили. У них самая отвратительная кухарка в округе.

Сказав это, он встал и удалился, оставив на столе недоеденный сандвич и недопитое виски. Может, надо догнать его и попросить прощения? — подумала Гэрриет. Но она как будто ни в чем не провинилась, разве что не сказала ему сразу о приглашении Билли. В конце концов, ее свободные вечера — это ее личное дело. Возможно, ему просто неприятно, что у няни его детей складываются какие-то свои отношения с его друзьями. Господи, и зачем она только согласилась!

Когда Гэрриет, в одних трусиках, сидела перед зеркалом и красилась, в дверь постучали, и ей пришлось схватиться за полотенце. Это был Кори, уже в красном фраке с серыми отворотами и в черных брюках. Его темные волосы свободно падали на плечи.

— Ты… неплохо выглядишь, — запинаясь, пробормотала она, хотя на самом деле считала, что он выглядит потрясающе.

Кори пожал плечами.

— К концу вечера, когда все это будет залито шампанским, я буду выглядеть гораздо хуже. Не поможешь мне подстричь ногти на правой руке?

Гэрриет склонила обмотанную платком голову над его рукой. Под платком у нее были бигуди, локти неловко прижимали к бокам полотенце, а пальцы дрожали так, что она боялась нечаянно поранить Кори.

— Уильям может оставаться дома, — сказал он. — Я договорился с миссис Боттомли.

— Ты правда не возражаешь?

— Пожалуй, в последнее время я стал требовать слишком много твоего внимания. Имеешь же ты право немного отдохнуть.

— Имею, — сказала она без особого энтузиазма в голосе.

Он оглядел ее комнату.

— Тут у тебя темновато, иди лучше краситься в комнату Ноэль. Я приглашен на восемь, так что мне пора. Если на балу какие-нибудь сопляки начнут к тебе приставать — крикни, я тебя спасу.

Зеркало Ноэль Белфор отразило Гэрриет со всех возможных сторон. Туалетный столик в оборочках и розы на обоях чем-то напоминали голливудские декорации. Это была комната любовницы, а не жени, и ожидать, что Кори будет спать в ней один, было бы так же странно и нелепо, как пытаться натянуть на волкодава стеганый жилетик из шотландки и болоночий ошейник, украшенный драгоценными камнями. Странным казалось и обилие глядящих отовсюду фотографий хозяйки: Ноэль в бикини принимает солнечные ванны, Ноэль получает приз на кинофестивале, Ноэль спешит на премьеру, кутаясь в горностаевое манто, и, наконец, Ноэль смеется, а Шатти, Джон и Тритон глядят на нее полными обожания глазами. Эта последняя фотография почему-то задела Гэрриет больнее всего. Вон оно что, Тритончик, мстительно подумала она. Вон ты, оказывается, какой. Севенокс в жизни не стал бы подлизываться к кому попало.

Она снова вгляделась в собственное отражение — маленькое и несчастное, как ей показалось. Вот уже целую неделю она втирала в ресницы оливковое масло, но они не удлинились ни на миллиметр. Как бы ей хотелось позаимствовать на сегодняшний вечер хоть тысячную долю красоты Ноэль!

Гэрриет натянула через голову оранжевое платье, потом, по-прежнему чувствуя себя полуголой, сняла бигуди, расчесалась и отступила на шаг. Пожалуй, все-таки неплохо, решила она.

Сняв с расчески несколько волосков, она открыла окно и попыталась их выбросить, но ветер тут же принес их назад. Часовая стрелка подползала к восьми. Гэрриет торопливо побросала все необходимое в вечернюю сумочку — расческу, чтобы она поместилась, пришлось сломать пополам. Бросив щепотку пудры Ноэль в золотую пудреницу — подарок родителей в день шестнадцатилетия, — она вдруг с неожиданной остротой ощутила тоску по дому, но приступ ностальгии был прерван звонком в дверь.