Гарриет - [21]

С Джоном проблем оказалось еще больше, чем с Шатти. Мальчик явно чувствовал себя глубоко несчастным, и по выходным, когда он бывал дома, Гэрриет сама готова была из кожи лезть, лишь бы его развеселить.

Когда его приступы угрюмости проходили, с ним вполне можно было общаться, но из-за бесстрастной индейской маски, унаследованной им от отца, почти невозможно было угадать, о чем он думает. Часто он часами молчал, и хотя ни разу не спрашивал о матери, Гэрриет замечала, что перед приходом почтальона он всегда ошивается в прихожей, а убедившись, что писем нет, снова замыкается в себе.

Если Кори регулярно присылал детям длинные письма, полные рисунков и смешных, хотя иногда совершенно бредовых шуток, то Ноэль Белфор явно не верила в почту как средство общения. За пять недель от нее пришла одна-единственная открытка с африканским штемпелем, и та была адресована Кори. На открытке была сфотографирована команда здоровенных негров-футболистов в момент игры, на обороте бросалась в глаза приписка: «Ну, как они тебе, милый? Мне нравятся. Успела переспать со всеми, кроме вратаря».

При виде этого послания лицо миссис Боттомли захлопнулось, как стальной капкан. У Гэрриет — хоть она и умирала от любопытства — хватило ума не задавать вопросов. Она надеялась, что миссис Боттомли сама не выдержит и заговорит с ней о загадочных семейных отношениях своего хозяина. И ее надежды довольно скоро оправдались.

Однажды в конце февраля они вдвоем сидели перед ужином в маленькой уютной каморке при столовой. Над камином висел большой портрет обнаженной Ноэль Белфор. Какая красавица, подумала Гэрриет. Наверное, при виде ее в каждом мужчине просыпается желание.

— Кто это писал? — спросила она.

Миссис Боттомли негодующе фыркнула и даже покраснела от возмущения, но желание посплетничать было сильнее ее.

— Мастер Кит писал, кто же еще. Но лучше бы он этого не делал.

— Кто такой мастер Кит?

— Младший брат мистера Кори. — Миссис Боттомли по старинке называла «мастером» младшего сына в семье.

— Брат? — удивилась Гэрриет. — Ни за что бы не подумала. У него получился потрясающий портрет.

— Еще бы! — Миссис Боттомли неприязненно покосилась на роскошное, праздное тело Ноэль Белфор. — Он ведь долгонько над ним трудился. Помню, мистер Кори только-только уехал за границу, и тут же заявляется мастер Кит и спокойненько так мне говорит: я, говорит, миссис Боссис — это он так меня зовет — пейзажи писать приехал, — а у самого глаза уж блестят не по-хорошему. Я сразу догадалась, что это за пейзажи такие.

— Какой он из себя? — спросила Гэрриет. — Похож на мистера Кори?

— Нисколечко. — Миссис Боттомли подлила себе хересу из бутылки. — Мастер Кит, он, конечно, красавец — высокий, крепкий, золотоголовый, что твой подсолнух, — но с ним всегда жди беды. Помню, бедная их матушка вечно с ума сходила от беспокойства. Пейзажи, как же! Все его пейзажи кончились в спальне у миссис Эрскин. Она, представь, лежит себе перед ним в чем мать родила, отопление в доме работает на всю катушку, жара, как в июле. В общем, понятно, что у них там были за пейзажи.

— А мистер Эрскин? Что он сказал, когда вернулся? — поинтересовалась Гэрриет. — Наверное, дома был грандиозный скандал?

— Да уж, — хмыкнула миссис Боттомли. — Надо было их обоих видеть. Мистер Кори весь холодный и презрительный, просто лед с ядом, а она бьется в истерике и кричит на весь дом: «Ну и что, ты же сам хотел, чтобы все оставалось в семье!..»

Помолчав немного, миссис Боттомли доверительно продолжала:

— Все дело в том, что мастер Кит был у нее не первый, далеко не первый. Как наш Джон родился, так с тех пор и потянулось: то у нее один, то другой…

— Как же мистер Эрскин такое терпит? — спросила Гэрриет. — Разве у него такой уж мягкий нрав? Я что-то не заметила.

— Я тоже не замечаю. — Миссис Боттомли угрюмо поджала губы. — Иногда он бывает ой-ой как крут, но с ней — безобиднее овечки. Что поделаешь, любовь.

— И все же они разводятся — значит, он нашел в себе силы?

Миссис Боттомли пожала пухлыми плечами.

— Кто их знает, может, и не разведутся. Она вроде уже совсем собралась выходить за какого-то там Ронни Акленда, но боюсь, в конце концов мистер Кори примет ее обратно. Очень уж ей за ним хорошо: у него и имя, и зарабатывает он вон как. А она, знаешь ли, привыкла ко всему лучшему. А главное, ей приятно чувствовать свою власть над ним, знать, что он всегда у нее под каблуком.

Гэрриет понимала Кори Эрскина, как никто другой. Теперь, когда уже не нужно было каждый день ломать голову, чем кормить ребенка, все ее мысли были о Саймоне.

Шло время, но тоска по Саймону не убывала. Она грызла ее день и ночь и выматывала всю душу, оставляя лишь боль да пустоту. Пытаясь заполнить эту пустоту, Гэрриет хваталась за любую работу, а по вечерам до одури пялилась в телевизор или читала, пока совсем не слипались глаза — ничто не помогало. Боль не утихала, одиночество казалось беспросветным, словно ее одну замуровали в бетонной камере без окон и дверей. В тот же вечер, вскоре после того, как миссис Боттомли ушла спать, зазвонил телефон. Гэрриет сняла трубку.

— Звонит мистер Эрскин из Дублина, — равнодушно сообщила телефонистка. — Будете говорить?