Гарри Поттер и Фактор Неопределённости - [49]

Он взметнул руки и вцепился себе в волосы.

— Это единственное, что я могу сделать! — воскликнул он. — Я не могу с ним бороться, он повсюду и нигде! Как я могу сражаться с тем, чего не вижу? Мне нужно скрыться и найти его!

Она видела, что он едва сдерживает эмоции.

— Сначала тебе придется пройти через меня! — взвизгнула Гермиона. Она была на грани слез.

Тут он опустил руки и двумя огромными прыжками преодолел разделявшее их расстояние. Затем грубо схватил ее за плечи. Она уставилась ему в лицо, такое странное от полупаники и свежих переживаний. Он едва держал себя в руках.

— А теперь послушай меня, — сказал он хриплым, настойчивым, чуть надтреснутым голосом. — Это единственный выход, понимаешь? Я должен уйти! — его пальцы тисками сжимали ее руки, через плечи передавая дрожь по всему ее телу. Его зеленые глаза были полны слез, что уже катились по его щекам; сама она едва осознавала, что по ее лицу тоже бегут слезы. — Я ухожу, и тебе меня не остановить! — теперь он вдыхал воздух резко, большими порциями. Гермиона не могла произнести ни слова, она лишь беспомощно стояла, пока он, будто расставляя знаки препинания, встряхивал ее за руки. — Тебе меня не остановить! Тебе меня... тебе... тебе... — голос его сорвался, лицо сникло; несколько мучительных секунд он, мотая головой, смотрел ей в глаза. Его взгляд был преисполнен невыразимого неверия, будто до этой минуты он сам с собою был незнаком.

С оглушительным грохотом в сердце Гермионы рухнула и без того древняя, полуразваленная стена, и она с воплем кинулась к нему в объятья, проглотив подступившие к горлу всхлипы. Он панически крепко прижал ее к груди, зарывшись лицом в волосах. Она пальцами вцепилась ему в спину, но, как ни старалась, крепче держать его не получалось.

— Гарри, я не... — начала она, но вдруг поняла, что продолжить не может, потому как его губы настойчиво давят на ее. Какую-то секунду Гермиона не была уверена, что произошло, потом она открыла глаза и обнаружила, что Гарри ошеломленно на нее таращится; и ей щекотало губы от поцелуя, который ей определенно не почудился. Это что, и правда, случилось? — подумала она. Рассудок бился в клетке: “Мы заходим за Черту, — визжал он. — Это все изменит! Твоя жизнь никогда не станет прежней!” Она проигнорировала эти увещевания — а что еще ей оставалось делать? Она руками обвила его шею и встала на цыпочки, неуверенно накрывая его губы своими; он обнял ее, легонько притягивая ближе. Однако только контакт произошел, как вся их неуверенность исчезла, словно кто-то щелкнул выключателем. Он запустил пальцы ей в волосы, и она растаяла в его объятьях, крепче сжимая его за плечи во время поцелуя; их захлестнуло волной страсти такого напора, что Гермиона диву далась, откуда она взялась... или, может, она всегда была там: просто ждала своего часа.

Гарри целовал ее и раньше. Дружески чмокал в щечку. Смачно и демонстративно (но без задней мысли) целовал в знак приветствия. Целомудренно, не раскрывая рта, касался губ в канун Нового Года. Она обнимала его с той же свободой, с которой обнимала бы близкую подругу или брата. Он переодевался у нее на глазах. Она стригла ему волосы. Он видел ее в одном полотенце, с мокрыми волосами, роняющими воду на плечи. Они болтали, находясь в одной и той же ванной — он в душе, а она у раковины с зубной щеткой. Между ними не было недоговоренностей, они знали друг друга как свои пять пальцев. Никогда между ними не было напряжения, ведь у них была Черта и камень, чтобы бросить в любого, кто за нее зайдет. Определенно, так они никогда не целовались. По правде говоря, она ни с кем никогда так не целовалась, включая всех парней и любовников, которые у нее когда-либо были. Мысли все мчались и мчались, кости словно превратились в желе, и от тепла его тела ее бросало в жар. Она запрокинула голову назад и уставилась в потолок галереи, пока его губы спускались по бледной колонне ее шеи; ее руки беспрестанно впивались в копну его непослушных волос. Он сделал вдох и, казалось, хотел заговорить, но она притянула его обратно, не дав сказать и слова. Она наклонилась вперед; их обоих захлестывала странная настойчивость, заставлявшая ее крепче прижиматься к нему, издавая приглушенные звуки, заставлявшая его целовать ее с такой силой, что она едва могла продохнуть. Потом они сменили позицию — Гарри быстро нагнулся, подхватил ее под колени и поднял. Она повернула голову, не разрывая поцелуя, одной рукой обхватив его за плечи, и он понес ее к арке, через которую они недавно вошли.

* * *

Три часа спустя Гермиона сидела в одном из огромных обложенных подушками кресел в Чертоге, притянув колени к груди, и смотрела на залитый лунным светом задний дворик. Было полнолуние и казалось, что яркости ночного светила хватит, чтобы читать без света. Она закуталась в мантию Гарри — та была ей слишком велика, зато пахла ним и была такой мягкой. Гермиона повернулась к нему, спящему, одной рукой сжав подушку, на своей половине огромной постели. Небольшая улыбка играла у него на лице, как всегда казавшемся странно обнаженным без очков. Гермиона вздохнула, задаваясь вопросом, проснется ли она вскоре и обнаружит ли, что все это был сон. Я что, только что переспала с Гарри? Что за чушь, у нас с ним никогда не было подобных отношений. Это не правда — слишком странно, чтобы быть правдой. Может, я это все вообразила, думала она. Я гуляла во сне, пришла сюда, и мне все примерещилось... но она знала, что это было не так. Вокруг было достаточно доказательств обратного. По комнате были раскиданы предметы их гардероба, которые как приземлились, так и лежали до сих пор, а тело ее все еще приятно покалывало при воспоминании о слишком уж физических ощущениях. В груди вдруг защемило, и взгляд затуманился несдержанными слезами. Гермиона прижала кулак ко рту, слезинки закапали с глаз и мокрыми ручейками засочились по щекам.