Гарри Поттер для взрослых или как оно было - [28]

Глава 6. Перемены в Хогвартсе.

Первого сентября Гарри вновь (уже в седьмой раз!) сидел в Большом зале Хогвартской школы и наблюдал церемонию распределения первокурсников. В этом году их было немного: по четыре — пять человек на каждый факультет. Да и ряды учащихся прежних лет заметно оскудели. Его гриффиндорский курс, пожалуй, единственный в полном составе… Хотя нет, не хватало Парвати Патил. И Рона это нисколько не огорчало (если вспомнить, как они расстались в прошлом году). Новая песня распределяющей шляпы была на редкость оптимистична — так, во всяком случае, показалось, Гарри. А вот преподаватели выглядели уныло. Первый учебный день всегда почитался праздником в Хогвартсе. А его распорядителем, разумеется, был Директор. Теперь, когда Дамблдора больше не стало, ход торжественного ужина был подчинён традиции прошлых лет. Но и только. Не хватало директорского юмора, сердечности и такта… Так пусто было за столом учительским столом без него! Гарри с тоской посмотрел на то место, которое обычно занимал профессор Снегг. Ничего не попишешь: в схватках с учителем зельеварения тоже была своя прелесть. Теперь нет ни того, ни другого… Вернее, ДРУГОЙ (т.е. Снегг) есть. И по каким-то непонятным причинам Будогорский запретил искать встреч с ним. Вот он (Р.А.Б.) был здесь. В алой с золотом мантии Русско-Английский Барин более походил на волшебника, чем при первой с ним встрече. И именно на доброго волшебника — такого, каким их рисуют в книгах сказок: обезоруживающая улыбка, мягкий понимающий взгляд и длинные волнистые волосы. Когда профессор МакГонагалл, представив его как профессора Белгородского (далее она запнулась и не озвучила его имя-отчество), сообщила, что он будет преподавать в этом году защиту от тёмных искусств, все недоверчиво замолкли. Одного такого «педагога» они уже видели — небезызвестного профессора Локонса. Девочки-старшекурсницы, правда, были менее критичны. Гарри украдкой посмотрел на Джинни Уизли — та откровенно разглядывала Барина (и на лице её читалось одобрение). Были также представлены два новых декана. Для слизеринцев (и в этом не было ничего удивительного) — Гораций Слизнорт… А вот для гриффиндорцев… всё тот же Будогорский. И хоть все понимали, что совмещать директорскую должность с классным руководством непостижимо, зал неодобрительно завыл. МакГонагалл посмотрела на Барина, ища у него поддержки.

— Дорогие друзья мои! — он встал, обращаясь к ученикам. — Мне радостно сознавать, что вы обладаете столь завидным постоянством. Уверяю вас, что это — лишь временная мера. Рано или поздно всё вернётся на круги своя. Но я всё же выражаю надежду, что мы подружимся. И к концу года вы — по-крайней мере, некоторые из вас — даже смогут запомнить моё имя… Речь держал Ростислав Апполинарьевич Будогорский.

Он положил руку на сердце и поклонился. По залу прошёл смешок — некоторые поняли, ЧТО он имел в виду, напоминая свою фамилию, имя, отчество — ведь МакГонагалл не смогла их произнести правильно. Далее директор сказала пару слов о квиддиче. Команды могут тренироваться и играть между собой. Но это будет, скорее, на факультативно-любительском уровне, так как по-настоящему сильного состава в этом году — увы! — набрать не удастся.

— Это мы ещё посмотрим! — проворчал Рон.

— В отношении посещения Хогсмита, — тем временем вещала МакГонагалл. — В виду особых обстоятельств, все учащиеся с третьего по пятый курс — разумеется, у кого есть разрешение — будут ходить в Хогсмит в сопровождении своего декана. Учащиеся шестых — седьмых курсов могут посещать деревню самостоятельно, но группой не менее пяти — шести человек.

После шёл целый список ограничений:

— выходить за пределы школы в тёмное время суток НЕЛЬЗЯ;

— ходить по школе после отбоя НЕЛЬЗЯ;

— приносить и использовать любые («Любые!» — грозно нахмурив брови, повторила МакГонагалл) новые волшебные вещи НЕЛЬЗЯ.

— В этом году наш режим будет не мягче, чем в школе для малолетних преступников — где я должен был бы учиться по мнению дядюшки Вернона. Так что его мечта отчасти сбудется, — шепнул Гарри Рону.

МакГонагалл посмотрела строго на Гарри.

— И ещё: в нашей школе есть учащиеся, которые держат за правило подвергать свою жизнь опасности, не считаясь при этом с жизнями других. Я искренне надеюсь, что в нынешнем году эти любители приключений повзрослели и поугомонились.

С этими словами МакГонагалл сошла со своей трибуны и, захлопнув что-то вроде партитуры (видимо, там у неё был план своего обращения), уселась на место. После такого внушения те крохи хорошего настроения, которые теплились в душе Гарри, сошли на нет. Выждав какое-то время, он выскользнул из-за стола и побрёл в Гриффиндорскую гостиную.

— Гарри, подожди! — окликнул его бархатный мужской голос. — Зайди, пожалуйста, в класс по защите от тёмных искусств. Я хотел бы с тобой поговорить.

Гарри посмотрел в спину удаляющегося Будогорского и поплёлся за ним. «Надо же, прямо бежит! Ему и в голову не приходит, что, может, я вовсе и не хочу с ним сейчас никуда идти! Может быть, у меня болит голова… или живот…» С этими мыслями Гарри всё же дошёл до класса. Помещение снова поменяло свой облик. Как в комнате Рона (где всё пространство от пола до потолка занимали плакаты с игроками любимых команд), так и в кабинете Барина на тебя смотрели со стен живые фотографии. На них — волшебники разных стран, совершенно фантастические пейзажи и невиданные посёлки. Гарри проходил по ожившей фотогалерее, с любопытством рассматривая движущиеся предметы и фигурки.