Гарри-бес и его подопечные - [37]

И Слово его — Р-Р-Р-РАВСТВЕННОСТЬ.

Опрокинул Птица кубок, выдохнул зычно, крутанул зрачками по орбитам и продолжил леденящим душу голосом свою гневную отповедь.

— Мы не вечны, ныне здравствуем, завтра в могиле, и другие хватанут нами созданное. Молится в подполье жучило Педмансон идолищу своему — наркодоллару. Ждет, подлец, когда Птица Асс в землю ляжет.

Доколе!!

Россия нам отечество, и нет другой альтернативы!

Время пришло — собирай камни. Собирай и тащи их ко мне.

Я так решил: музей современности организую имени ясно-певчей Птицы Асс.

Таково мое мнение и потребность.

И воля моя.

Аминь.

Леденящий душу голос угас. Но воспаленный ревностью к пользам Отечеству, Птица оглядел гостей пристальным щуром, выискивая крамольников. И вскоре выискал-таки.

— А-а-а! Чащиноид. Горе инородное! За великого русского поэта Сергея Есенина, соловья, Богом призванного, получи, фашист, гранату! — и, не вставая с места, отоварил Толяна в переносицу. Толян и рухнул под стол.

Ну вот… что ты будешь делать! А как красиво все начиналось.

Две Настюхи, Мара и критикесса Альбина столпились в испуге в дверном проеме, раскраснелись, бедняжки, не могут в рукава своих шубок попасть.

— Вот тебе, бабушка, и юркнем в дверь, — веселится Птица, довольный всем.

— Экий ты гризли, — сказали Настюхи и ушли в темноту. Стремглав.

А критикесса Альбина и Мара ничего не сказали, шубки запахнули и за Настюхами по мокрому снегу вслед ушли. Да и Соболь с женой засобирался.

И что толкнуло гостей дорогих на столь поспешный исход из святых палестин? От стола и закуски. Во мрак, пургу и неизвестность.

Так вот, это я распорядился. Данной мне властью, взял да и вывел всех за кулисы. Нечего им тут болтаться, подумал, черный запой не для женских глаз. Идите, бабоньки, с Богом.

Но свято место пусто не бывает.

Поэтому из-за кулис я вывел иной контингент — проверенных в боях корешей: Севу-барина, Туза, Хромую Ерахту и Кирюшу Тишайшего по прозвищу Крот.

Этим волкам все трын-трава.

— Ну что, именинничек, спекся? — интересуется Сева.

А Кирюша Тишайший, любивший точность определений, освидетельствовал тело: напился в извращенной форме.

На что Птица в свойственной ему ярой манере возразил обоим:

— Я выпью шестьсот бутылок водки и сохраню чистоту отношений.

Хочу заметить, что обещание это, данное в полемическом запале, он исполнит вскоре в полном объеме: выпьет 600 (шестьсот) бутылок водки за год и три месяца, практически не покидая места приписки, вследствие чего отношение с внешним миром останется девственно чистым. Так что к прочим достоинствам Птицы можно отнести и это: слов на ветер он не бросал и пустомельством не занимался.

Но вернемся к гостям. Вновь примкнувшие кореша внесли некоторую живость в увядающий было праздник.

— Пока ты тут резвишься, — заметил Сева, — олигархия МСХ тихой сапой развинтила локомотив и продала с него все самое ценное. Что осталось, невозможно реанимировать.

— Кому?!

— Да какая, блин, разница кому…

— Кому ты это рассказываешь? Мне?? Птице, Богом призванной? Говорил я вам, грядет година кривая. Погаснет светило разума, и река чистоты отношений потечет вспять, и живые прикинутся мертвыми…

— Понесло чуму по кочкам, — плюнул Ерахта. — Тебе говорят, Союз нерушимый артистов свободных трещину дал. Президент СХ Савостюк переоделся в женское платье и живет на чужой даче под фамилией Глухов. При этом документы о купле-продаже подписываются сами собой регулярно. На Кузнецком, 11, две кошки ветошные под это дело сдали все, даже воздух в сортире. Цифру крутят такую, что и не выговоришь.

Вчера в «Союз» ботва в золотых цепочках на лимузинах подкатила. Отдайте, говорят, пацаны, печать по-хорошему. Бубен остался за главного, стакан махнул, но печать не сдал.

В Координационном Совете светопреставление. Грызня идет за передел собственности. То великий правовик Тазьба ситуацию под личный контроль взял: смуту замутил почище попа Гапона.

— Тазьба тень не отбрасывал и в зеркале не отражался, — заметил любитель точных определений К. Тишайший. И остолбенел.

Из под стола фильмом ужасов выползло изображение очковой змеюки-мутантки в спутаных волосах и бороде. Направив свой жуткий взгляд на Кирюшу, оно мирно попросило закурить.

— Дай закурить, а?

«Ну и ё нах», — подумал Тиша Кротчайший и ушел по утреннему насту в направлении юго-запада.

Как вы догадались, змеюкой прикинулась невинная жертва ярости ревнителя отечественной поэзии — Анатоль Чащинский.

Знатоки знают, удар в переносицу коварен своими последствиями. Два чернильных овала симметрично сползли под оба глаза без вины виноватому. Ко всему прочему три роковых вопроса зависли в замутненном куполе головы: кто он? где? и зачем?

Боевые товарищи, однако, не среагировали на чудесное воскрешение никак. Просто налили стакан и сунули его в разбитый нос Анатолю, продолжая судьбоносную беседу.

— А что Корней? — интересуется Птица. — Вождь краснорожих… Пустил по ветру гнездо монументальное? Все пропил-просквозил?

— Боже ж ты мой! Какие речи волнительные… — высказался Туз. — Сам-то, поди, сколько квас пьянствуешь?

— Нормально квашу. Всю жизнь.

— Не, Михалыч, серьезно, — спросил Сева, — ты когда последний раз в миру был? На большой земле.