Гарри-бес и его подопечные - [31]

Надо сказать, что раздвоение мое как личности, начавшееся с пробуждением, достигло к этому часу кульминации. Я № 1 сидел себе тихо в своем непробиваемом панцире, заперев все двери на все замки и цепочки, и равнодушно поглядывал в смотровую щель своих глаз: что там творится на театре жизни?

А на театре жизни я № 2 давал представление.

Я № 2 в отличие от я № 1 вскрыл все замки, открыл все шлюзы и нес во внешний мир свой мятежный дух, облеченный в слово. То есть, выражаясь точнее, ораторствовал, а еще точнее, так соловьем буквально заливался.

Зрителей было четверо. Три тетки, включая Альбину, и вышеупомянутый автопортрет художника.

Работаю я всегда на грани фола. То есть мужская половина обычно мрачнеет и вянет, прикидывая, мочить этого придурка сразу или немного погодя. Зато женская аудитория, для которой я собственно и стараюсь, пребывает в полном отрыве.

Вы видели документальный фильм «The Beatles»? Там есть эпизод их концерта на стадионе в Американских Штатах. Помните, что творилось на трибунах? Сюр какой-то: вой, визг, стоны и содрогания, то есть полнейшая и всеобщая шизонутость. Потом ребята жаловались, что никто их и не слушал вовсе. Даже полиция.

Так вот, за те Беатлес отрабатывал я, а за стадион одна из трех теток. Это тетка особая. Зовут ее Лена. С ней я был знаком вроде бы. Встречался однажды в аналогичном угаре в другом хорошем месте. Помню только, что работает она в Метрострое инженером. Нормальная с виду тетка, со стороны и не подумаешь, какой в ней зарыт динамит.

Что я нес тогда, даже примерно не помню. Очевидно полную ерунду. Но до сих пор я слышу всхлипы и стоны метростроевского инженера Елены. Она рыдала, как 70 тысяч американок, и только повторяла сквозь душившие ее спазмы: «Какой талантливый, какой талантливый…».

А талантливый, хлебанув водки, несся на всех парах к очередному провалу. Яркий сполох концертной деятельности неизбежно угасал. Я № 1 и я № 2 синхронно отвалились в никуда, то есть в глухой и черный мрак, без всяких сновидений.

Все это повторялось с достаточной периодичностью несколько раз: провал, вспышка и вновь провал. И вновь вспышка.

В очередное пробуждение зрителей поприбавилось. К Автопортрету приехали родственницы из Белоруссии. Две молоденькие штучки с чемоданами закуски. Я помню, на столе вдруг появилось изобилие: огурчики, сало и прочая маринованая классика.

Вот тут бы мне и исполнить программу на бис. Но интуиция, моя умная и нежная интуиция сказала: «Вали отсюда, мудила ты грешный… Ты же не бомж и не Достоевский с психоанализом на лице. У тебя есть чувство меры и вкус. Вали от этой классной закуски и провинциальных иностранок. Зачем тебе все это нужно??».

И я засобирался. Я вообще-то мальчик послушный. (Когда в наставницах такая очаровательность и нежность, как моя интуиция.) И был моментально вознагражден.

Во-первых, хозяин подобрел бровями и бородой. Он даже сказал что-то вроде: «Заходи еще». А во-вторых… А во-вторых! (Это достойно быть зафиксированно в каких-нибудь суперанналах.) Ко мне подошла метростроевский инженер Елена (Прекрасная) и срывающимся от волнения голосом стала объяснять, что у нее очень много денег вообще и в частности тоже много. Она просто не знает, куда их деть. И предлагает мне 100 тысяч на дорогу. (Ну что я говорил — чудеса в решете!)

К тому времени казна моя изрядно пообтрепалась и поредела, но брать у женщины деньги (?!). Гусары мы или кто? Но интуиция мне сказала просто: бери, гусар, ты их заработал.

На улице, где было темно и противно (опять! это что ж такое? ее дежурное состояние?), Альбина мне выдает, между прочим: «Деньги надо поделить по справедливости». (Ох?) Давай, мол, полтинник и разбежались.

Но тут сработал мой опыт общения со слабым полом. Поддатых подруг надо сдавать туда, откуда брал. По месту приписки.

Когда я первому же встречному водиле, бурлаку на «Вольве», сказал: «Сто. Но в два конца», он высадил предыдущего пассажира, не взяв с него ни рубля и согласился на все. Альбина чуть не рыдала: «А мое пиво!».

На пиво у меня и свои оставались. И еще на клюквенное пойло (далось же оно мне!). И мы зашуршали нах хаузе. Альбина счастливая, в обнимку с пивом, я — с сознанием выполненного долга (не того, что притаился у письменного стола, а того, что водил меня, как леший, по местам нехорошим, да все-таки вывел назад к очагу).

Вот, собственно, и все.

Как говорится, встряхнулись…

Кошмарный сон, страх Господень и чудеса в решете в одном флаконе я увозил с собой. Доводится, этим флаконом стало мое глупое сердце…

(Эти многозначительные черные точки означают муки постимпрессионизма. За вчерашний чумовой импрессионизм необходимо платить полной мерой. Ну, так ведь, а как же! Закон.)

Все нормально. Это я. Ваш смиренный сочинитель. Помытый и внутренне обновленный, склонился над листами. Жду сигнала к выступлению.

А за спиной ОНО (догадываетесь кто). Аккуратно стриженное в чистой униформе. На боку нововведения — резиновая палка и газовый пистолет в кобуре. По-моему, это лишнее…

Все нижесказанные слова я посвящаю Виктору Михайловичу Грачеву, художнику и моему товарищу, погибшему в боях на нашем общем поле брани.