Гарольд, последний король Англосаксонский - [42]

– Отец, – ответил тот, – это просто сокровища, и казначей Гюголайн способен целый год коситься на меня: не любит он, злодей, выпускать из рук золото короля!

При этом простодушном замечании мирянина священники злобно взглянули на него исподлобья, так как у всех и каждого из них было немало замыслов против кассы Гюголайна.

– Сын Мамона! – воскликнул с озлоблением монах. – Не думаешь ли ты, что наш добрый король дорожит побрякушками, уборами и прочим? Отправляйся-ка ты со своим вздорным товаром к Болдуину Фландрскому или к щеголю Тости сыну Годвина.

– Как бы не так! – сказал насмешливо торговец. – Что даст мне за сокровища неверующий Болдуин или тщеславный Тости?! Да не смотрите же так сурово, отцы, а лучше постарайтесь приобрести эту редкость – это древнейшее изображение Бодана! Один почтенный друг купил его для меня в Висбю за три тысячи марок серебра, а я прошу сверх них только пятьсот за хлопоты.

Все окружили с завистью сундучок и торговца.

Почти в ту же минуту раздался гневный голос, и рослый тан влетел в эту толпу, как сокол в стаю воронов.

– Не думаешь ли ты, – кричал тан на наречии, обличавшем датчанина, – что король будет тратить такой громадный куш, когда крепость, построенная Кнутом в устье Гомбера, почти вся в развалинах и нет в ней даже ратника, чтобы наблюдать за норвежскими кораблями?

– Эти почтенные отцы, – возразил торговец с заметной иронией, – объяснят тебе, что изображение Бодана лучше защитит от норвежцев, чем каменные крепости.

– Защитит устье Гомбера лучше сильного войска?! – проговорил тан в раздумье.

– Разумеется, – сказал монах, вступаясь за торговца. – Да ты разве не помнишь, что на достопамятном соборе тысяча четырнадцатого года повелено было сложить оружие против твоих соотечественников?! Стыдись, ты не достоин звания вождя королевских полков. Покайся же, сын мой, а иначе король узнает обо всем...

– Волки в овечьей шкуре! – бормотал датчанин, отступая назад.

Торговец улыбнулся.

Но нам пора последовать за Гарольдом, ушедшим в кабинет короля. Войдя в этот покой, граф тотчас же увидел человека еще цветущей молодости, богато одетого в вышитую тонну и с вызолоченным мечом; широкое и долгополое платье, длинные усы и выколотые на коже знаки и слова указывали, что он был из числа ревнителей саксонской старины. Глаза графа сверкнули: он узнал в посетителе отца Альдиты, графа Альгара сына Леофрика. Два вождя очень холодно раскланялись друг с другом.

Контраст между ними был разителен. Датское племя было вообще более рослым, чем саксонское, и хотя Гарольд во всех отношениях был истинным саксонцем, но наследовал, как и все его братья, рост и железное сложение своих предков по матери, викингов. Альгар же был невысок и казался тщедушным по сравнению с Гарольдом. Голубые глаза его были блестящи; губы всегда в движении; его длинные волосы имели очень яркий золотистый оттенок и его густые, непокорные кудри противились прическе, бывшей в то время в моде; живость его движений, несколько резковатый голос и торопливая речь, резко контрастировали с внешностью Гарольда, с его спокойным взглядом, кроткой величественной осанкой, с пышными волосами, спадавшими до плеч, роскошной волной. Природа наделила того и другого умом и силой воли; но они были очень разными.

– Добро пожаловать, Гарольд, – проговорил король без привычной сонливости, взглянув на графа как на избавителя. – Почтенный наш Альгар обратился к нам с просьбой, которая потребует, конечно, размышления, хотя она проникнута стремлением к земным благам, чуждым его отцу, который раздает все свое состояние в пользу святых храмов, за что ему и будет заплачено сторицей.

– Все это так, король мой, – заметил Альгар, – но нельзя не подумать о вещественных благах ради своих наследников и возможности следовать примеру моего достойного отца! Одним словом, Гарольд, – продолжал Альгар, обращаясь уже к графу, – вот в чем суть всего дела. Когда наш король согласился принять управление Англией, ему в этом содействовали твой отец и мой; будучи издавна врагами, они забыли распри для блага страны. С той поры твой отец прибавлял постепенно одно графство к другому, словно звено к звену; теперь почти вся Англия находится в руках его сыновей; мой же отец остался без земель и без денег. Когда ты отсутствовал, король поручил мне управлять вашим графством, и по всеобщим отзывам я правил добросовестно. Твой отец возвратился, и хотя я мог бы (глаза его блеснули, и он непроизвольно взялся за меч) удержать графство силой оружия, но я отдал его без возражений, по воле короля. Я пришел теперь к моему государю и просил его указать мне земли, которые он может выделить в своей Англии мне, бывшему графу Эссекскому, сыну Леофрика, который проложил ему свободный путь к престолу... Король в ответ на это прочел мне наставление о суетности всех материальных благ, но ты не презираешь так, как он, этих благ... Что же скажешь ты, граф, на желание Альгара?

– Что подобная просьба совершенно законна, – ответил граф спокойно, – но заявлена только довольно непочтительно.

– Тебе ли, подкреплявшему требования оружием, говорить о почтительности! – воскликнул граф Альгар. – Тебе ли учить тех, чьи отцы были графами, когда твои еще пахали мирно землю?... Кем был бы твой дед Вульфнот без измены Эдрика Стреона?