Гарики на все времена. Том 2 - [4]

Шрифт
Интервал

набитые словом бутылки пустые
кидаю в житейское море.

129

Всегда у мысли есть ценитель,
я всюду слышу много лет:
вы выдающийся мыслитель,
но в нашей кассе денег нет.

130

Время щиплет незримые струны,
и звучу я, покуда не сгину,
дни мелькают, как пятки фортуны,
а с утра она дышит мне в спину.

131

Я нужен был и близок людям разным,
поскольку даром дружбы одарен,
хотя своим устройством несуразным
к изгнанию в себя приговорен.

132

Решать я даже в детстве не мечтал
задачи из житейского задачника,
я книги с упоением читал,
готовясь для карьеры неудачника.

133

Видно только с горных высей,
видно только с облаков:
даже в мире мудрых мыслей
бродит уйма мудаков.

134

Я живу, в суете мельтеша,
а за этими корчами спешки
изнутри наблюдает душа,
не скрывая обидной усмешки.

135

Моя малейшая затея
душе врага всегда была
свежа, как печень Прометея
глазам голодного орла.

136

В этой мутной с просветами темени,
непостижной душе и уму,
я герой, но не нашего времени,
а какого — уже не пойму.

137

Я пристегнут цепью и замком
к речи, мне с рождения родной:
я владею русским языком
менее, чем он владеет мной.

138

С утра нужна щепотка слов,
пощекотавших ум и слух,
чтоб ожил чуткий кайфолов,
согрелся жить мой грустный дух.

139

Очень много во мне плебейства,
я ругаюсь нехорошо,
и меня не зовут в семейства,
куда сам бы я хер пошел.

140

Мы бестрепетно выносим на свет
и выплескиваем в зрительный зал
то, что Бог нам сообщил как секрет,
но кому не говорить — не сказал.

141

Ум так же упростить себя бессилен,
как воля перед фатумом слаба,
чем больше в голове у нас извилин,
тем более извилиста судьба.

142

Что в жизни вреднее тоски и печали?
За многое множество прожитых дней
немало печальников мы повстречали
они отравлялись печалью своей.

143

Каждый, в ком играет Божья искра,
ясно различим издалека,
и, когда игра не бескорыстна,
очень ей цена невелика.

144

Добру и злу внимая равнодушно,
и в жертвах побывал я, и в героях,
обоим поперек и непослушно
я жил и натерпелся от обоих.

145

Моей судьбы кривая линия
была крута, но и тогда
я не кидался в грех уныния
и блуд постылого труда.

146

Я люблю, когда слов бахрома
золотится на мыслях тугих,
а молчание — признак ума,
если признаков нету других.

147

Живу привольно и кудряво,
поскольку резво и упрямо
хожу налево и направо
везде, где умный ходит прямо.

148

Очень давит меня иногда
тяжкий груз повседневного долга,
но укрыться я знаю куда
и в себя ухожу ненадолго.

149

Именно поэты и шуты
в рубище цветастом и убогом —
те слоны, атланты и киты,
что планету держат перед Богом.

150

Я счастлив ночью окунуться
во все, что вижу я во сне,
и в тот же миг стремлюсь проснуться,
когда реальность снится мне.

151

На свободе мне жить непривычно
после долгих невольничьих лет,
а улыбка свободы цинична,
и в дыхании жалости нет.

152

Много всякого на белом видя свете
в жизни разных городов и деревень,
ничего на белом свете я не встретил
хитроумней и настойчивей, чем лень

153

Не стоит и расписывать подробней,
что личная упрямая тропа,
естественно, скудней и неудобней
проспекта, где колышется толпа.

154

Я в сортир когда иду среди ночи,
то плетется мой Пегас по пятам,
ибо дух, который веет, где хочет,
посещает меня именно там.

155

Как ни богато естество,
играющее в нас,
необходимо мастерство,
гранящее алмаз.

156

На вялом и снулом проснувшемся рынке,
где чисто, и пусто, и цвета игра,
душа моя бьется в немом поединке
с угрюмым желанием выпить с утра.

157

Живу, куря дурное зелье,
держа бутыль во тьме серванта,
сменив российское безделье
на день беспечного Леванта.

158

Нисколько сам не мысля в высшем смысле,
слежу я сквозь умильную слезу,
как сутками высиживают мысли
мыслители, широкие в тазу.

159

О том, что потеряли сгоряча,
впоследствии приходится грустить;
напрасно я ищу себе врача,
зуб мудрости надеясь отрастить.

160

Где надо капнуть — я плесну,
мне день любой — для пира дата,
я столько праздновал весну,
что лето кануло куда-то.

161

Неявная симпатия к подонкам,
которая всегда жила во мне,
свидетельствует, кажется, о тонком
созвучии в душевной глубине.

162

Когда я спешу, суечусь и сную,
то словно живу на вокзале
и жизнь проживаю совсем не свою,
а чью-то, что мне навязали.

163

Я даже в течение дня
клонюсь то к добру, то ко злу,
и правы, кто хвалит меня,
и правы, кто брызжет хулу.

164

Рифмуя слова, что сказались другими, —
ничуть не стесняюсь, отнюдь не стыжусь:
они просто были исконно моими
и преданно ждали, пока я рожусь.

165

Эстетам ревностным и строгим
я дик и низок. Но по слухам —
любезен бедным и убогим,
полезен душам нищих духом.

166

Я проделал по жизни немало дорог,
на любой соглашался маршрут,
но всегда и повсюду, насколько я мог,
уклонялся от права на труд.

167

Я, Господи, умом и телом стар;
я, Господи, гуляка и бездельник;
я, Господи, прошу немного в дар —
еще одну субботу в понедельник.

168

Для всех распахнут и ничей,
судьба насквозь видна,
живу прозрачно, как ручей,
в котором нету дна.

169

Явились мысли — запиши,
но прежде — сплюнь слегка
слова, что первыми пришли
на кончик языка.

170

Доволен я и хлебом, и вином,
и тем, что не чрезмерно обветшал,
и если хлопочу, то об одном —
чтоб жизнь мою никто не улучшал.

171

Кругом кипит азарт, и дух его
меня ласкает жаром по плечу;
за то, что мне не надо ничего,
я дорого и с радостью плачу.

172

Я должен признаться, стыдясь и робея,

Еще от автора Игорь Миронович Губерман
Искусство стареть

Новая книга бесподобных гариков и самоироничной прозы знаменитого остроумца и мудреца Игоря Губермана!«Сегодня утром я, как всегда, потерял очки, а пока искал их – начисто забыл, зачем они мне срочно понадобились. И я тогда решил о старости подробно написать, поскольку это хоть и мерзкое, но дьявольски интересное состояние...»С иронией и юмором, с неизменной «фирменной» интонацией Губерман дает советы, как жить, когда приходит она – старость. Причем советы эти хороши не только для «ровесников» автора, которым вроде бы посвящена книга, но и для молодежи.


Путеводитель по стране сионских мудрецов

Известный автор «гариков» Игорь Губерман и художник Александр Окунь уже давно работают в творческом тандеме. Теперь из-под их пера вышла совершенно необыкновенная книга – описать Израиль так, как описывают его эти авторы, прежде не удавалось, пожалуй, никому. Чем-то их труд неуловимо напоминает «Всемирную историю в изложении "Сатирикона"», только всемирность здесь сведена к конкретной точке в плане географии и конкретному народу в плане антропологии. История, аврамическне религии, экономика, легенды, байки, анекдоты, война, искусство – все перемешано здесь во взрывной микс.


Иерусалимские дневники

В эту книгу Игоря Губермана вошли его шестой и седьмой «Иерусалимские дневники» и еще немного стихов из будущей новой книги – девятого дневника.Писатель рассказывает о главных событиях недавних лет – своих концертах («у меня не шоу-бизнес, а Бернард Шоу-бизнес»), ушедших друзьях, о том, как чуть не стал богатым человеком, о любимой «тещиньке» Лидии Либединской и внезапно напавшей болезни… И ничто не может отучить писателя от шуток.


Камерные гарики. Прогулки вокруг барака

«Гарики» – четверостишия о жизни и о людях, придуманные однажды поэтом, писателем и просто интересным человеком Игорем Губерманом. Они долго ходили по стране, передаваемые из уст в уста, почти как народное творчество, пока не превратились в книги… В эту вошли – циклы «Камерные гарики», «Московский дневник» и «Сибирский дневник».Также здесь вы найдете «Прогулки вокруг барака» – разрозненные записки о жизни в советском заключении.


Дар легкомыслия печальный…

Обновленное переиздание блестящих, искрометных «Иерусалимских дневников» Игоря Губермана дополнено новыми гариками, написанными специально для этой книги. Иудейская жилка видна Губерману даже в древних римлянах, а уж про русских и говорить не приходится: катаясь на российской карусели,/ наевшись русской мудрости плодов,/ евреи столь изрядно обрусели,/ что всюду видят происки жидов.


Гарики

В сборник Игоря Губермана вошли "Гарики на каждый день", "Гарики из Атлантиды", "Камерные гарики", "Сибирский дневник", "Московский дневник", "Пожилые записки".


Рекомендуем почитать
Гарики на все времена. Том 1

Этот двухтомник — уникальный шанс стать обладателем самой полной фирменной коллекции Гариков. Таким шансом грех не воспользоваться.