Гарики из Иерусалима. Книга странствий - [5]

* * *

Для всех распахнут и ничей,

судьба насквозь видна,

живу прозрачно, как ручей,

в котором нету дна.

* * *

Явились мысли — запиши,

но прежде — сплюнь слегка

слова, что первыми пришли

на кончик языка.

* * *

Я должен признаться, стыдясь и робея,

что с римским плебеем я мыслю похоже,

что я всей душой понимаю плебея,

что хлеба и зрелищ мне хочется тоже.

* * *

Доволен я и хлебом, и вином,

и тем, что не чрезмерно обветшал,

и если хлопочу, то об одном —

чтоб жизнь мою никто не улучшал.

* * *

Мне власть нужна, как рыбе — серьги,

в делах успех, как зайцу — речь,

я слишком беден, чтобы деньги

любить, лелеять и беречь.

* * *

Кругом кипит азарт, и дух его

меня ласкает жаром по плечу;

за то, что мне не надо ничего,

я дорого и с радостью плачу.

* * *

Своих печалей не миную,

сполна приемлю свой удел:

ведь, получив судьбу иную,

я б тут же третью захотел.

* * *

Изрядно век нам нервы потрепал,

но столького с трухой напополам

напел, наплел, навеял, нашептал,

что этого до смерти хватит нам.

* * *

Я живу ожиданьем волнения,

что является в душу мою,

а следы своего вдохновения

с наслажденьем потом продаю.

* * *

В толпе не теснюсь я вперед,

ютясь молчаливо и с краю:

я искренне верю в народ,

но слабо ему доверяю.

* * *

В сужденьях о поэте много значит,

как хочет он у Бога быть услышан;

кто более величественно плачет,

тот кажется нам более возвышен.

* * *

Мне все беспечное и птичье

милее прочего всего,

ведь и богатство — не наличие,

а ощущение его.

* * *

С утра теснятся мелкие заботы,

с утра хандра и лень одолевают,

а к вечеру готов я для работы,

но рядом уже рюмки наливают.

* * *

Свободой дни мои продля,

Господь не снял забот,

и я теперь свободен для,

но не свободен от.

* * *

Когда мы глухо спим и домочадцы

теряют с нами будничную связь,

из генов наших образы сочатся,

духовной нашей плотью становясь.

* * *

В людской активности кипящей

мне часто видится печально

упрямство курицы, сидящей

на яйцах, тухлых изначально.

* * *

Что я преступно много сплю,

с годами стало очевидно,

и мне за то, что спать люблю,

порой во сне бывает стыдно.

* * *

Блажен, кого тешит затея

и манит огнями дорога;

талант — сочиняет, потея,

а гений — ворует у Бога.

* * *

Мой разум, тусклый и дремучий,

с утра трепещет, как струна:

вокруг витают мыслей тучи,

но не садится ни одна.

* * *

За все благодарю тебя, судьба,

особенно — за счастье глаз и слуха,

которое мне дарит голытьба

ремесленного творческого духа.

* * *

Вся жизнь моя прошла в плену

у переменчивого нрава:

коня я влево поверну,

а сам легко скачу направо.

* * *

Внезапное точное слово

случайно прочтешь у поэта —

и мир озаряется снова

потоками теплого света.

* * *

Я раздражал собой не всякого,

но многих — я не соответствовал

им тем, что жил не одинаково

с людьми, с которыми соседствовал.

* * *

Вокруг меня все так умны,

так образованны научно,

и так сидят на них штаны,

что мне то тягостно, то скучно.

* * *

Я жил почти достойно, видит Бог:

я в меру был пуглив и в меру смел;

а то, что я сказал не все, что мог,

то, видит Блок, я больше не сумел.

* * *

На крыльях летал, колесил на колесах,

изведал и книжный, и каторжный труд,

но старой мечте — опереться на посох —

по-прежнему верен и знаю маршрут.

* * *

За много лет познав себя до точки,

сегодня я уверен лишь в одном:

когда я капля дегтя в некой бочке —

не с медом эта бочка, а с гавном.

* * *

Я думаю, нежась в постели,

что глупо спешить за верстак:

заботиться надо о теле,

а души бессмертны и так.

* * *

Люблю людей и по наивности

открыто с ними говорю

и жду распахнутой взаимности,

а после горестно курю.

* * *

Благое и правое дело

я делал в часы, когда пил,

смеялся над тем, что болело,

и даже над тем, что любил.

* * *

Я смущен не шумихой и давкой,

а лишь тем, что повсюду окрест

пахнет рынком, базаром и лавкой

атмосфера общественных мест.

* * *

В сей жизни краткой не однажды

бывал я счастлив оттого,

что мне важнее чувство жажды,

чем утоление его.

* * *

Души моей ваянию и зодчеству

полезны и тоска, и неуют:

большой специалист по одиночеству,

я знаю, с чем едят его и пьют.

* * *

Гуляка, прощелыга и балбес,

к возвышенному был я слеп и глух,

друзья мои — глумливый русский бес

и ереси еврейской шалый дух.

* * *

Среди уже несчетных дней

при людях и наедине

запомнил я всего сильней

слова, не сказанные мне.

* * *

Никого научить не хочу

я сухой правоте безразличной,

ибо собственный разум точу

на хронической глупости личной.

* * *

Судьба моя стоит на перекрестке

и смотрит, как нахохленная птица;

отпетой и заядлой вертихвостке

в покое не сидится и не спится.

* * *

Что угодно с неподдельным огнем

я отстаиваю в споре крутом,

ибо только настояв на своем,

понимаю, что стоял не на том.

* * *

Живя в душевном равновесии

и непреклонном своеволии,

меж эйфорией и депрессией

держусь высокой меланхолии.

* * *

Не рос я ни Сократом, ни Спинозой,

а рос я — огорчением родителей

и сделался докучливой занозой

в заду у моралистов и блюстителей.

* * *

Мне с самим собой любую встречу

стало тяжело переносить:

в зеркале себя едва замечу —

хочется автограф попросить.

* * *

Стал я слишком поздно понимать,

как бы пригодилось мне умение

жаловаться, плакать и стонать,

радуя общественное мнение.

* * *

От метаний, блужданий, сумбурности

дарит возраст покой постоянства,

и на черепе холм авантюрности

ужимается в шишку мещанства.