Гарибальди - [59]

Так Гарибальди одурачил неприятеля.

Энгельс восхищался военным талантом Гарибальди. Он писал: «…маневры, с помощью которых Гарибальди подготовил атаку на Палермо, сразу отмечают его как превосходного генерала. До сих пор мы знали его только как очень искусного и удачливого партизанского вождя; даже во время осады Рима его способ обороны города посредством постоянных вылазок почти не давал ему удобного случая подняться над этим уровнем. Но здесь он должен был предпринять крупные стратегические операции, и из этого испытания он вышел признанным мастером своего дела. Способ, каким ему удалось провести неаполитанского главнокомандующего, выславшего половину своих отрядов на большое расстояние от города, его быстрый фланговый марш и новое появление перед Палермо с той стороны, с которой его меньше всего ожидали, и его энергичный штурм, предпринятый в тот момент, когда гарнизон был ослаблен, — все эти операции в гораздо большей степени носят печать военного гения, чем всё то, что имело место во время итальянской войны 1859 года. Сицилийское восстание нашло в его лице первоклассного вождя…»

Характерны заключительные слова этой статьи Энгельса: «Будем надеяться, что политик Гарибальди, которому скоро предстоит появиться на сцене, не посрамит славы Гарибальди-генерала»[48]. Слова эти лишний раз подтверждают, с каким пристальным вниманием и сочувствием Маркс и Энгельс следили тогда за гарибальдийским движением в Сицилии.

Гарибальди рассчитывал застать гарнизон Палермо врасплох При таких незначительных силах единственная возможность победы заключалась в неожиданном, быстром нападении. Тихо, затаив дыхание, спускались гарибальдийцы по крутой горной тропе к Адмиральскому мосту через реку Оретус. Но неопытные в военном деле партизаны всё испортили Увидев впервые здания городской окраины, они подняли отчаянный шум и с криками «Viva l'Italia!» «Viva Garibaldi!» открыли стрельбу. Проснувшаяся стража подняла тревогу. Теперь оставалось одно — стремительным нападением ошеломить неприятеля, не дать ему очнуться. Так и поступил венгерец Тюкери, руководитель авангарда гарибальдийцев. При первом столкновении партизаны было растерялись, но кучка храбрецов продолжала держаться против тысячи королевских солдат, пока не подоспели остальные товарищи. Многие погибли, многих тяжело ранили, но мост был взят!

Теперь предстояло штурмовать ворота Термини — «ключ к Палермо». На это понадобилось не больше двух часов: в шесть часов утра победоносная «тысяча» вступила в терминские ворота. Горожане тотчас оказали поддержку своим освободителям. Едва раздался набат, улицы заполнились народом Стали спешно воздвигать баррикады. Из окон выбрасывали на улицу мебель, стулья, матрацы и всякую утварь. Из конюшен волокли кареты и повозки, ломали- фонарные столбы и будки.

Словно чудом, в короткий срок выросло множество баррикад. Гарибальдийцы, уроженцы Ломбардии, говорили: «Здесь повторяются знаменитые «пять дней» Милана!»

Вторгшись в город, Гарибальди завладел архиепископским дворцом. Затем он обосновался в здании суда, находившемся вблизи морского берега, и опубликовал следующее воззвание: «Сицилийцы! Диктатор, генерал Гарибальди, именем его величества Виктора Эммануила, короля Италии, вступил сегодня утром, 27 мая, в Палермо и занял весь город. Неаполитанские войска остались только в казармах и форте Кастелламаре. Все коммуны острова призываются к оружию и должны поспешить к столице, чтобы упрочить нашу победу. Дано в Палермо, 27 мая 1860 года».

Это было весьма решительное заявление. Ведь из славной «тысячи» гарибальдийцев в город вступило меньше восьмисот человек (раненых, убитых и тяжело больных насчитывалось до ста человек, остальные под командой Орсини отступали по корлеонской дороге). Крестьянские отряды в количестве нескольких тысяч, составлявшие остальную часть армии, были плохо вооружены и трудно поддавались управлению. Бурбонские же войска насчитывали двадцать тысяч прекрасно вооруженных солдат, обладали девятью фрегатами, арсеналами, артиллерией, казармами и двумя мощными крепостями. Но бурбонский генерал Ланца, руководивший обороной, настолько растерялся, что не принял никаких мер для вытеснения гарибальдийцев. Единственное, что он сделал, — приказал военным кораблям непрерывно бомбардировать город, не щадя мирного населения. В этот день на город обрушилось две тысячи бомб, три тысячи ядер и зажигательных ракет. Улицы были завалены трупами ни в чем не повинных мирных граждан (557 — по официальным данным).

В то время, как шла бомбардировка, бурбонские офицеры и солдаты подвергали гнусным издевательствам окрестных жителей: грабили и насиловали, женщин, убивали инвалидов и больных в лазаретах.

Гарибальди занял важные стратегические пункты на путях к морю и лишил противника, засевшего в королевском дворце, возможности сообщаться с эскадрой в порту. Заметив, что генерал Ланца передавал из дворца посредством шапповского оптического телеграфа сигналы капитану фрегата «Партенопе» через промежуточную станцию форта Кастелламаре, Гарибальди решил преградить путь световым сигналам. Он велел протянуть через всю улицу, от самого высокого дома до другого, находившегося напротив, огромное полотнище, сшитое из театрального занавеса и других тканей. Это остроумное изобретение привело в восторг жителей Палермо.