Гардемарины, вперед! - [13]

Алеша стащил с головы парик, повесил его на гвоздь под лампаду. Потом стянул пыльное платье, бросил его на топчан и заглянул в кружку.

— Вода… теплая… — он откусил от куска хлеба.

В этот момент дверь со скрипом приоткрылась. Он метнулся к топчану, закрылся плащом и замер, настороженно глядя на дверь. Стоящий в коридоре медлил войти, а Алеша, проглотив хлеб, крикнул:

— Ну?!

В дверь проскользнула киноватка.

— Ты в Новгород идешь? — шепотом спросила она Алешу и с удивлением уставилась на шпагу, лежащую на полу.

— А тебе что в этом? — спросил Алеша, запихивая босой ногой шпагу под топчан.

— Я завтра с тобой пойду.

— Вот радость-то! — иронично протянул Алеша. — Зачем ты мне нужна? Ты кто — монашка?

— Нет.

— Зачем тебе в Новгород?

— А это мое дело! — запальчиво ответила девушка.

— Вот и иди одна со своими делами. А мне спать надо.

Девушка посмотрела на Алешу диковато, потом бухнулась на колени, вцепилась в волосы и запричитала, раскачиваясь.

— Возьми с собой! Христом богом молю! Не могу я идти одна, я мира не знаю. Выйду из монастыря, меня назад и воротят. А мне назад никак нельзя…

— А ты не блаженная? — с испугом спросил Алеша. Девушка умолкла и уставилась на Алешу.

— Ты что? — оторопел Алеша. — Ну и взгляд у тебя! Глазами костер поджечь можешь.

— Мне сестра Федора тоже говорит: «Спрячь глаза!» Ну возьмешь меня с собой?

— Как звать-то?

— А тебе зачем? — опять насторожилась девушка.

— Не хочешь, не говори.

— Софья… А тебя?

— Алек… — Алеша поперхнулся своим именем. — Аннушка.

Софья кивнула головой, потом метнулась к иконе и опять с размаху упала на колени.

— Господи, решилась я! — страстно прошептала Софья. — Господи, не помощи прошу. Об одном молю — не мешай! Я сама, господи…

Алеша сидел не шелохнувшись, с изумлением слушая странную молитву, и когда Софья заломила руки, сказал тихо:

— Только у господа и забот, что за тобой следить…

Софья еще что-то пробормотала тихое, страстное, потом затихла, закрыла голову платком, встала.

— Все, — она улыбнулась Алеше светло и белозубо. — Сейчас спи. Я рано за тобой приду…

Софья возвращалась в свою комнату, когда в темном коридоре ее обогнала Феклуша и шмыгнула в комнату игуменьи.

— Какие люди? Зачем они у нас? — услышала Софья голос игуменьи и поспешила дальше.

— Верхами они… солдаты, — с поклоном поясняла Феклуша. — Офицер глазами так и зыркает, сердится…

Сидящая в кресле Анастасия встала, подошла поближе.

— … зови, говорит, игуменью, — продолжала Феклуша. — Беглую ищем… из Москвы.

— Это за мной, — выдохнула Анастасия, — не выдай, тетушка… — прошептала она умоляюще.

Мать Леонидия посмотрела на нее строго и, не говоря ни слова, вышла. Феклуша засеменила за ней. Анастасия подошла к окну и, стараясь быть незамеченной, глянула на монастырский двор.

У надвратной церкви сгрудилась группа всадников. К спешившемуся офицеру неторопливо подошла игуменья, ничто в ее поведении не выдавало волнения. Офицер склонился в поклоне, потом быстро начал говорить, показывая на карету. Мать Леонидия внимательно его выслушала, задала какие-то вопросы, потом отрицательно покачала головой и пошла к дому.

Когда всадники выехали за ворота, Анастасия отошла от окна, упала в кресло и перевела дух. Игуменья остановилась в двери, испытующе посмотрела на племянницу:

— Взяла я за тебя грех на душу. Рассказывай, да правду говори… Из-под ареста бежала?

Анастасия бросилась к ногам игуменьи…

Алеша вертел ключ в замке узкой, неприметной дверцы в монастырской стене.

— Скорее, скорее… — торопила Софья.

— Ключ куда деть? — спросил Алеша, когда дверь отворилась.

— Брось в крапиву! — крикнула Софья и кинулась бегом от монастырских стен.

Алеша пустился вдогон, но стертая нога затрудняла движение, и он скоро потерял девушку из виду за стогами сена. Дойдя до опушки, Алеша остановился, крикнул Софью, она не отозвалась. Он поправил косынку на голове.

— Парик забыл, — сказал он с испугом, оглянулся на монастырь, уж не вернуться ли?

Монастырь стоял на взгорье: башенки, луковки церквей. От восходящего солнца стены его казались розовыми, блестели на башнях изразцы.

— Красиво…

— Подальше бы нам от этой красоты, — услышал он под ухом голос Софьи.

— Ты что бежишь, как угорелая? Не в салки играем.

— Мы на этом поле, как на ладони, а с монастырских стен далеко видно.

— Ну и что? Из мортир они будут в нас палить? Не могу я бежать. У меня нога стерта.

— Сядь, — бросила Софья хмуро.

Она вытащила из узелка мазь в склянке и большой полотняный бинт, внимательно осмотрела Алешину ногу.

— Запасливая, — уважительно сказал Алеша.

— В какую сторону идти — знаешь? — спросила Софья, бинтуя его ногу.

— Главное, дружок, взять правильный пеленг.

— Что? — спросила Софья, вскинув на него глаза.

Алеша смутился.

— Солнце должно в спину светить, а там спросим…

— Странная ты, Аннушка…

Мать Леонидия сидела за большим рабочим столом, заваленным книгами. Перед ней на стуле с высокой спинкой сидела настороженная Анастасия.

— Как почивала? — спросила игуменья.

— Хорошо почивала, тетечка.

Игуменья сняла очки, положила их на раскрытую книгу, потерла уставшие глаза.

— А я, грешница, думала, что после нашего разговора сон к тебе не придет, что проведешь ты ночь в покаянной молитве. Какое же твое окончательное решение?