Гараж - [9]

Жалость какая, фотографа нету! (Задирает руки.) Ну, а теперь щупайте меня!

Смирновский. Товарищ Аникеева, неужели вы осмелитесь! Позор!

Аникеева (с металлом в голосе). В интересах коллектива, Павел Константинович, осмелюсь и не на такое!

Малаева. Павел Константинович, не горячитесь. Представьте, что я на таможне и у меня ищут наркотики или бомбу!

Аникеева (извиняясь). Товарищи, у меня нет опыта! Я это делаю непрофессионально. (Начинает личный досмотр.)

Сын Милосердова (они с Мариной вышли из-за белого медведя). Лиха беда начало!

Малаева. Да смелей, смелей… Ой, щекотно! Не надо, ну щекотно! (Хохочет.)

Якубов не выдерживает, подбегает и отталкивает Аникееву.

Якубов. Вы совсем зарвались! Я этого не позволю!..

Аникеева. Все видели, он меня ударил!

Якубов. Еще не ударил, но сейчас…

Малаева (Якубову). Александр Григорьевич, не пачкайте руки. Товарищи, вы же видите, единственный способ… предотвратить рукопашную — это предоставить мне слово…

Сидорин (застонал). Какое еще слово? Зачем? Господи! Где ключ, ключ где, паршивая моя?

Тромбонист. Может, она с приветом, как Хвостов, тот все документы слопал, а эта малявка ключ проглотила?

Марина. Что вы, ключ здоровенный. Она бы подавилась.

Аникеева. Слушайте, товарищи! Знаете что? Придется уступить силе. Ну о чем вы собираетесь говорить?…

Малаева. Значит, вы даете слово?

Карпухин. Да пропади она пропадом, пусть мелет все, что угодно, Вы только установите ей регламент. У меня жена больная. Кстати, есть здесь телефон? Я хочу позвонить!..

Аникеева. Да нет здесь телефона!

Тромбонист. Действительно, чего мы се боимся, эту курицу? Пусть кудахчет, только покороче!

Сидорин (к Малаевой). Сначала, лапушка моя, правление должно одобрить тезисы вашего выступления.

Малаева, Могу вас заверить, мои тезисы вы не одобрите!

Сидорин (официально). Ну хорошо, открываем вторую серию нашего многосерийного собрания. Я предоставляю слово товарищу Малаевой. (К Малаевой.) Только, пожалуйста, говорите быстрее, не размазывайте, а то у нас дома поднимется переполох.

Жених (к Малаевой). Прежде чем вы начнете говорить, выпустите меня одного, меня невеста дома ждет.

Малаева. Я очень хорошо понимаю ваше нетерпение, но если я открою дверь для вас одного…

Жених. Да, пожалуйста…

Малаева. …Вырвутся все.

Тромбонист, Товарищ жених, вы совершили… грубейшую ошибку.

Жених. Почему?

Тромбонист. Надо было закончить сначала все дела с невестой, а уж потом идти на собрание.

Жених (отмахнулся). Да ладно!..

Малаева (начинает свою речь). Мы работаем в институте, который занимается охраной животных. Человек — это тоже животное…

Карпухин. Что это такое? А?

Сидорин. Как что — лекция!

Малаева. Его тоже надо охранять!

Сын Милосердова. От кого?

Малаева (ее не сбить). Человека надо охранять от человека, от жадности, которая нас съедает… от желания захватить, захапать. Мы поступили низко. Это мягко сказано. Мы — подлецы!

Кушакова. Так, начала читать морали!

Малаева. Вы подумайте, никто, ни один человек из тех, кого не тронули…

Аникеева. Короче можете?

Малаева. Да!.. Не выступил против, я даже не знаю, как это сказать, против… нечистоплотности правления, Правление, конечно, выбрало четверых самых беззащитных. И вы подумайте, ведь речь-то идет не об угрозе жизни, не о свободе, не о работе, не о квартире… (Говорит горячо, с чувством, с болью.) Речь идет о коробке, в которой можно хранить груду штампованного железа.

Карпухин. Между прочим, это железо стоит семь, лаже девять тысяч.

Малаева. Это ваше, мое дешевле.

Аникеева (ядовито). Что же вы предлагаете?

Малаева. Я предлагаю жить по демократическим советским принципам. Для этого надо начать все сначала.

Марина. Да, в час ночи, это в самый раз!

Сын Милосердова. Оказывается, белые вороны еще существуют.

Карпухин (не понимая, о чем речь). В природе это большая редкость, но, по счастью, у нас есть. (Показывает на чучело белой вороны.)

Сын Милосердова. По счастью, у вас есть!

Малаева (продолжает). Обсудить каждого пайщика в отдельности.

Тромбонист. Да она же чокнутая!

Малаева. Каждого голосовать и по числу голосов решить, кто тут лишний!

Собрание охнуло.

Сидорин (к Малаевой). Ласточка моя, маленькая, нам для этого потребуется несколько недель.

Малаева (непреклонно). Хоть год! Для правды времени не жалко.

Тромбонист достает инструмент и оглашает зоологический музей зловещими раскатами.

Сидорин. Не дудите, музыкальный вы мой! С ума можно сойти, что вы раздуделись на ночь глядя?

Тромбонист. Я трублю панику, потому что наше дело — труба!

Кушакова (Малаевой). Если ты такая принципиальная, отдай свой гараж и выметайся добровольно.

Малаева. Если собрание решит меня исключить, я выметусь и жаловаться не буду.

Кушакова. У тебя дома ребенок голодный. А ты юродствуешь!

Малаева. Мой ребенок, хочу кормлю, хочу нет!

Кушакова. Видите, она и в семье такая…

Малаева (на ее глазах слезы, голос дрожит). К примеру, вы вычеркнули Александра Григорьевича. Ясное дело. Человек вышел на пенсию, и списали человека, а то, что он тридцать лет в нашем институте отышачил…

Сидорин (поправляет). Отработал!

Малаева. Отработал! То, что он всю войну разведчиком прошел? Два ордена Славы, медаль за взятие Берлина… Это, конечно, значения не имеет!