Ганнибал - [33]

На следующее утро угрюмый возничий-египтянин отвез Антигона в речную гавань. Там он несколько часов провел в маленькой беседке, потягивая пенистое местное пиво и дожидаясь дау[94], которое должно было доставить его в Канопос.

Изида жила в маленьком домике прямо на опушке пальмовой рощи. Снаружи сильный зимний ветер раскачивал верхушки пальм и выбрасывал на прибрежный песок грязные клочья пены. В убого обставленной комнате их обоих согревали не только прикрытая медной решеткой жаровня, но и жар страсти.

Вечером Антигон был просто потрясен греческой песней в исполнении Изиды. Гости одной из наиболее известных здесь таверн также пришли в совершеннейшее неистовство. Под резкие рыдающие звуки флейты египтянка трагическим голосом восклицала:

Видишь весну ты, и зиму, и лето, так в мире

повсюду; солнце заходит, границы не видны в ночи.

Не мучайся и не ищи, где рождается солнце

и откуда вода вытекает.

Но раздобудь лучше денег, чтобы

купить мазь для втирания и много венков.

Сыграй мне на флейте!

Будь у меня много источников меда, вина,

благовоний и масел

и когда нужно, мог бы я тело свое согревать

или же в жаркую пору холодом тешить его;

то всемогущих богов лишь об одном бы молил:

юношу с девушкой мне для наслажденья пошлите!

Сыграй мне на флейте!

Отдал мне Лидии[95] царь и лиру и корабли,

и завладел я колосьями Фригии[96]; глухо

гремит барабан, шкурой коровьей обтянутый.

Поя эти звуки петь я хочу, пока жив;

если умру, в голову флейту, а у ног

лиру мне положите.

Сыграй мне на флейте!

Если же вдруг перед нами мертвые встанут

и побредут вдоль могил,

знай, в зеркало смотришься ты;

время их скоро настанет, сердце

твое содрогнется, его ожидая.

Знай — жизнью бросаться нельзя.

Сыграй мне на флейте!

Хор дружно подхватывал припев, и у потрясенного Антигона даже волосы вставали дыбом.

Капонос полностью оправдал в глазах Антигона свою славу города зрелищ и развлечений. Смуглый, с вьющимися волосами укротитель львов бестрепетно клал голову в пасть огромного зверя, как собачонка спокойно сидевшего на задних лапах. Фокусник, стоявший, широко расставив ноги, на качелях и ловко перебрасывавший из ладони в ладонь пять деревянных палочек или пять монет. Пожиратель змей, равнодушно засовывавший в рот пресмыкающееся, а потом с видимым удовольствием откусывавший крепкими зубами плоскую голову. После неожиданно быстрого прихода весны Изида уговорила Антигона отправиться плавать по Нилу. Забыв обо всем на свете, они целых два дня блуждали между заболоченными протоками и заросшими тростником островками, пока на них не обрушился рой разбуженных солнцем комаров и других кровососущих мошек.

Наконец Антигон понял, что пора возвращаться домой, и вместе с Изидой выехал в Александрию. В гавани, как обычно, царила суматоха. У причала покачивалось множество судов, по водной глади скользили бесчисленные рыбачьи лодки, а набережную заполонила толпа моряков. Спокойно постоять им удалось только на самом дальнем конце волнореза. Здесь они подставили лица дующему с моря легкому, пахнущему водорослями ветерку и долго молча любовались проносившимися над головами чайками. Ощущение ясности и спокойствия омрачала лишь мысль о предстоящей разлуке. Им обоим очень не хотелось уходить с мола. Лишь когда из-за моря наплыли тучи, сгустились почти до самой земли и пошел мелкий холодный дождь, они забежали в таверну. После свежего морского воздуха от запаха дыма и пряных соусов у Изиды даже закружилась голова. Антигон бережно усадил ее за припертый к стене стол и опустился рядом, невольно вслушиваясь в причитания некоего Эрастофена. Этот худощавый, изрядно потасканный человек сидел в полном одиночестве прямо под покрытой копотью и жиром потолочной балкой и горько жаловался на судьбу, обвиняя в вероломстве капитанов кораблей и караванщиков.

Капитан Молон — здоровенный киприот с обезображенным шрамами лицом — смерил его презрительным взглядом и угрожающе покачал огромным, как глиняная гиря, кулаком.

— В детстве, — Антигон чуть наклонился и в упор посмотрел на него, не переставая поглаживать хрупкое плечо Изиды, — я слышал, как один из кархедонских купцов сказал другому: «Если хочешь добраться до западного берега Галлии, знай: попутный ветер с юга или юго-запада должен дуть ровно одиннадцать дней. На девятую ночь Небесная Колесница[97] должна проехать слева от носа корабля к седьмому гребному окошку. Это значит, что капитан ведет судно в правильном направлении».

— Верно, — жестко проговорил Молон, — но ведь тебе, господин, наверняка хочется знать, сколько здесь стадий или парсангов. Для таких исчислений у капитана нет ни времени, ни желания.

— А для предводителя каравана главное — добраться до ближайшего источника. — Изида улыбнулась и оперлась локтями о грубо сколоченную крышку стола. — Все остальное его мало волнует.

— Простым матросам во время плавания вообще ни до чего дела нет, — впервые за время разговора улыбнулся Антигон, — и потому они, вернувшись, рассказывают всякие глупые истории об одноногих обитателях далеких таинственных островов, где из земли якобы фонтаном бьет молоко.

Антигон придвинул к себе уже четвертую за день кружку с вином и разом осушил ее. В голове зашумело, веки начали слипаться. Он повел плечами, разминая тело и отгоняя хмель, и, с трудом ворочая языком, выдавил: