Ганнибал - [26]

— Ну и что? Гамилькар выше предрассудков. А ливийцам, возделывающим его поля и сады, совершенно все равно. Я поговорю с ним.

Во второй половине следующего дня Антигон направился на большой рынок у Тунетских ворот. Позади остались высокие здания со встроенными в нижние этажи лавками и увитыми виноградными лозами колоннами портиков[81]. Вскоре Антигон увидел волнующуюся толпу. Он недовольно поморщился, вдохнув плывущий над площадью густой аромат, состоящий из запахов кожи, ливийских смол, чеснока, гниющих отбросов, чадящих переносных жаровен с кипящим маслом и свежей рыбы. В один сплошной гул сливались голоса торговцев, без умолку расхваливающих свои товары, громкое ржание лошадей и хлесткий свист бичей. Здесь можно было купить все, что угодно: и разную морскую живность, и кожаные сандалии, и персидские благовония, и расписные коринфские вазы. Среди молодых крестьянок с заплетенными в косы волосами, менял, пристально поглядывающих по сторонам из-за своих далеко не всегда правильных весов, моряков в войлочных колпаках и эфиопов в красных набедренных повязках Антигон увидел знакомую худощавую фигуру Даниила, одетого, как обычно, в длинную грязную тунику. Внешне он ничем не выделялся среди окружавших его людей, однако толпившиеся вокруг трех груженных овощами повозок торговцы относились к нему с явным почтением.

— Эй, глупый эллин! — Даниил бесцеремонно растолкал их и бросился Антигону на шею, — Или мне следует называть тебя теперь достопочтенным господином владельцем банка?

— Немедленно замолчи, осквернитель коз! — Антигон сжал его руку и долго не выпускал ее.

— Давай зайдем куда-нибудь. А с вами я после поговорю.

Он небрежно кивнул торговцам и потащил Антигона сквозь дружно расступившуюся толпу.

В этот день царила какая-то особенно приятная прохлада. На фоне серого неба пестрое многообразие рынка довольно быстро поблекло. Антигон кинул сторожившему его колесницу мальчику несколько мелких монет, показал подбородком на желоб с водой и вслед за Даниилом переступил порог таверны.

— Мое возвращение мы отпразднуем позднее, — Антигон поднес к губам глиняную чашу с густым душистым травяным настоем — он сумел убедить друга, что в такую погоду лучше пить отвары. — У меня к тебе важное дело.

Даниил пригубил настой и брезгливо поморщился. Он пробормотал проклятие на родном языке и настороженно спросил:

— Твоему банку нужны деньги?

— Нет, спасибо. Один весьма влиятельный и знатный пун доверил мне все свое огромное состояние и заодно попросил подобрать ему управляющего имением в Бизатии.

— Думаешь, они возьмут иудея?

Антигон непроизвольно сжал горячую чашу.

— Ну уж если он поручил эллину-метеку ведать всем своим богатством и пригласил не только его, но еще и этруска поужинать с ним…

— Ты смотри-ка! — шумно выдохнул Даниил, — Как он не боится вас вместе собирать…

— Ну, так как?

— Даже не знаю. — Минуту-другую Даниил задумчиво глядел куда-то вдаль, словно не видя Антигона, — Уж больно это неожиданно. С другой стороны, отец и братья вполне могут без меня обойтись… Хорошо, а что я должен делать?

— Мы прямо сейчас поедем с тобой к нему во дворец. Главное, чтобы ты понравился. Остальное мы обсудим в ближайшее время.

— Но я же не могу предстать перед ним в таком виде. — Даниил с гримасой отвращения дернул за край своей туники, изрядно перепачканной навозом, глиной, пылью и раздавленными фруктами.

— Им нужен управляющий, а не глупец в красивой одежде, — спокойно ответил Антигон. — Но после беседы ты тут же удалишься. У нас не просто ужин, а…

— Ясно. Тогда завтра утром встречаемся в твоем банке.

Внешне Марк Атилий Регул с угловатой, гладко выбритой головой напоминал простого крестьянина. За семь лет пребывания в Карт-Хадаште он отнюдь не проникся добрыми чувствами к взявшим его в плен и ни разу не выразил готовности хоть в чем-нибудь пойти им навстречу. Даже на ужин к Гамилькару он пришел в тоге[82], стремясь как бы тем самым подчеркнуть непоколебимость духа. Его стражи — два молодых крепких пуна — остались в прихожей. Для них там был накрыт стол.

Кшукти римлянин с его прямотой и подчеркнуто скупыми жестами внушал страх. Сразу же после ужина она поспешила удалиться, а четверо мужчин — Гамилькар, Антигон, Регул и маленький неуклюжий этруск с расплющенным носом — перешли в примыкавшую к террасе просторную комнату, где в очаге весело потрескивал огонь.

Гамилькар пребывал в отличном настроении. Сдержанный, старавшийся говорить только «да» или «нет» Даниил ему очень понравился, и пун даже приказал Псаллону доставить его домой.

— Я привезти новость Рим. — Этруск намеренно коверкал ненавистную ему латынь.

Регул рассеянно посмотрел на него. В равнодушном взгляде консула сквозило холодное равнодушие.

— Я бы вообще запретил италийским городам-союзникам торговать с врагом и тем более передавать ему какие-либо сведения, — глухо произнес он, — и потому даже не желаю слышать о них.

— Мы вам не союзник, — зло усмехнулся этруск. — Вы заставил нас вам служить. Другие плен мучаются, ты — нет. Повезло.

— Ты о чем? — глаза Гамилькара сверкнули тревожным блеском.

— Рим держать заложник три знатных пуна. Их взять плен возле Эрикс.