Гангстеры - [10]

— Времени? — Она могла бы этого и не говорить. Ничего глупее я и придумать не мог.

— Я расскажу тебе правду — то, о чем ты никак не мог знать. В деле Хогарта замешаны такие люди… ты даже не представляешь…

Отказаться от такого предложения я, конечно же, не мог. В дальнейшем Мод поведала мне множество фактов, которые легли в основу повествования и придали ему определенную остроту, в следствие чего книга стала больше похожа на обвинительное заключение, чем на развлекательный роман. Благодаря своим связям в дипломатических кругах Мод знала, что деловые отношения Швеции с Третьим рейхом были не постыдным исключением, а скорее правилом, и что значительная часть нелегальной торговли оружием осуществлялась по взаимной договоренности обоих правительств, в условиях строжайшей, почти ритуальной секретности. Люди, нанятые для того, чтобы заметать следы, работали не покладая рук.

Все эти факты вошли в мою книгу и стали неотъемлемой частью той версии, которую я когда-то считал окончательной. Позже мне пришлось изъять их из текста — на меня стали оказывать давление. Однако не буду забегать так далеко вперед. В тот июньский вечер теплый ветер задувал в открытое окно, в такой вечер нельзя было не выйти на улицу, ничто не могло бы удержать меня дома, по крайней мере в былые времена. Если бы не Мод, чье появление изменило мою жизнь, я бы и не заметил этого прекрасного вечера. Некому было бы раздвинуть шторы, и мир за окном напоминал бы о себе лишь приглушенным рокотом автомобилей, а я бы корпел над своей незамысловатой историей.

Но она пришла и разом напомнила мне о том, что я старался забыть. О том, что я, как и всякий мужчина, хочу, чтобы в жизни моей присутствовала женщина, и о том, какое это изумительное ощущение, когда знаешь, что о тебе думает кто-то другой.

— Вчера ты был совсем плох, — тихо, заботливо сказала она. — Помнишь хоть что-нибудь?

— Помню, — ответил я.

— Сегодня совсем другое дело. Выглядишь ты вполне представительно.

— Кому ты хочешь меня представить?

— Для начала надо сходить в магазин. Нам нечего есть.

— Все закрыто. — Единственный магазин, открытый после шести вечера, находился у Центрального вокзала.

— Что за страна… — проговорила она. — Я хочу есть.

~~~

Снотворное имело длительный период выведения, и ты мог проходить несколько дней с остатками этого вещества в крови и заметить неладное, когда уже было слишком поздно. Мод посоветовала мне воздержаться от спиртного. А раз уж она сама заговорила об этом, я попросил у нее еще пару таблеток.

— Я не барыга, — ответила она.

— По-твоему, я наркоман?

— Нет? А чего ты тогда клянчишь?

Голодная, раздраженная, она стояла в прихожей и ждала, пока я соберусь и мы пойдем ужинать. Хотя сон и придал мне силы, я настолько привык к своему затворничеству, что еще долго слонялся из угла в угол, делая все возможное, лишь бы отсрочить сам выход. Долго плескался в душе, брился словно лунатик, переодевался, переобувался, расчесывал перед зеркалом отросшие волосы. Для храбрости мне бы не помешало пропустить пару стаканчиков.

Я стал настолько безвольным и покладистым, что не узнавал сам себя. Возможно, это было побочным действием таблеток. Частичное обезболивание, полное обезвреживание. При этом я не терял рассудка и не испытывал желания объять весь мир. Некоторые люди под воздействием успокоительных препаратов начинают вести себя как блаженные идиоты. С Малу такое случалось не раз. К фармакологии она относилась легкомысленно и смешивала препараты по своему усмотрению, что порой приводило к весьма плачевным результатам. Однажды у нее онемело лицо. В нашей жизни как будто ничего не изменилось — мы не ругались, ели, пили, занимались любовью, все как обычно, только выглядела она как Бастер Китон. Даже когда мы вместе смеялись, лицо у нее оставалось каменным. Я не сразу понял, в чем дело, и решил, что она чем-то недовольна:

— Что ты все время дуешься?!

— Дуюсь? — переспросила она. — Да я умираю со смеху!

Я подумал, что она издевается надо мной, и мы еще какое-то время переругивались, пока я не понял, что она говорит правду: ей действительно было весело. Я сбегал за зеркалом, поднес его к лицу Малу и сказал:

— Это так ты смеешься?

Она перепугалась до смерти, увидев свое каменное лицо, и немедленно завязала с таблетками. Однако последствия давали о себе знать еще неделю. А потом она всегда носила с собой карманное зеркальце и смотрелась в него всякий раз, когда начинала смеяться. Не знаю, что она тогда проглотила, но эффект оказался самым неожиданным — она стала более осторожной и менее самоуверенной. Я же воспринял это как своего рода предупреждение.

— Ладно, — согласилась Мод. — Я тебе верю. Держи… — Она протянула мне коробок с блестками и добавила: — Бери, только все сразу не пей…

Я принял коробок, как дорогой подарок, как ваучер на девять незабываемых путешествий в мир сновидений, которым я мог воспользоваться в любое удобное для себя время. Я положил его в комод с одеждой, испытывая особую, ни с чем не сравнимую радость. Я был счастлив как никогда — мне предстояло провести девять восхитительных ночей, причем время и место я мог выбирать по своему усмотрению.